– Дашуль, знаешь, поковыряв любого ветерана, я всегда нахожу одно: страх обратки. Любой, кто стрелял, зная, что хочет убить, всегда боится обратки. Не пережить обратку. Не успеть среагировать. Не упредить. Не просчитать. И всё такое. Бабам – особенно тяжело. Мужики себе легче объясняют, зачем и почему правильно – стрелять насмерть. А бабам – сложней. Потому что мы не приспособлены для войны. Но… Давай-ка попробуем управляемо пофантазировать.
Вот тут стало нервно. Хотя с другой стороны, что надо было ожидать от профи? Что он расскажет, а не покажет ответ?
Потянулась к сигаретам, спросила осторожно:
– Закурю? Не помешает?
Тёть Лена, весело:
– Валяй. Не помешает.
Закурила, посмотрела на тёть Лену сквозь дым.
Она вздохнула, перестроилась на рабочий тон, сказала чётко:
– Ладно. Это – не гипноз. Я буду просить тебя сделать, мысленно, разные вещи. Если не хочешь или не получается – не делай. Только говори мне об этом. Ладно?
Хмыкнула. Наверное, больше всего от смущения от «говори мне об этом». Кивнула.
А тёть Лена продолжила договорной ввод в сессию:
– Тебе как удобней представлять себя где-либо? С открытыми, с закрытыми?
Подумала пару секундочек, созналась:
– Ну, с открытыми… с закрытыми я сплю… ну и меньше контролирую процесс.
– Ага. Тогда… представь, что ты идешь по улице на окраине города. Ночь, осень, дождик, пусто, темновато. Представила?
– Ага.
– Расскажи, что за местность. Старая постройка, новая?
– Э-э-э… старые дома, двухэтажки. Большие дворы, сараи. Кусты, деревья.
– Ладно. И, вот ты идёшь, и слышишь сбоку за кустами – вскрик, а потом удары ногами. Обходишь кусты, и видишь двух здоровых бандюков, которые месят молодую девчонку. Видишь их?
– Ну, вижу.
– У тебя есть пистолет. И ты его достаешь.
У меня. Пистолет. На привычном месте в кобуре на поясе.
И счас я буду мазать, а потом…
Лицо – скривило от борьбы ужаса с раздражением. Затянулась, посмотрела на теть Лену вопросительно – «может, прервёмся?» Она мягко попросила:
– Вернись, пожалуйста, туда. Ненадолго.
Ну, попробуем. Вздохнула тяжело, кивнула. Вернулась мысленно в картинку. И мысленно переоделась в бабушкин спортивный костюм. И взяла бабушкин ТТ. Почему-то мне казалось, что у бабушки где-нибудь есть ТТ.
Буркнула:
– Ну.
Тёть Лена мягко, медленно:
– Так вот. Ты достала пистолет. Теперь представь, что ты можешь без усилий положить пулю куда угодно. В ногу, в руку, в миллиметре от головы. Ты их обеих полностью, чётко видишь, все их движения и как бы они не дёргались, ты уложишь пулю туда, куда захочешь. Представила?
Вот это было напряжно. Образ рассыпался. Потому что поверх него настырно вибрировала картинка из сна, где я
Так что кивнуть-то я кивнула. Но это было скорей о том, что я услышала и поняла теоретически.
Тётя Лена помедлила, потом спросила:
– Ты будешь их убивать?
Опять же, было сложно представить, что бы я сделала в образе. Наверное, теоретически, я бы не стала стрелять. Но я начала сваливаться в сон, где стреляла изо всех сил…
Я выпрыгнула из памяти в реал, затянулась. Ну, это самое «пых-пых, мысленные картинки – кыш-кыш. КЫШ, СУКА!»
Сказала жёстко:
– Я поняла.
Тёть Лена вздохнула, сказала ласково:
– Торопыга. Ты это… мыслеобраз-то докрути до конца. Ну, там, прострели им ноги, и вызови скорую и полицию и уйди. Или плечи, чтобы сбежали и пули унесли.
Затянулась. Обратила взгляд внутрь. Типа докрутила образ, хотя на самом деле не полезла в картинки, а думала, не съесть ли шоколадку.
Посмотрела на теть Лену, кивнула. Тёть Лена затянулась, и начала рассматривать меня с каким-то умилением.
Я сдержано возмутилась:
– Ну что?!
Она вздохнула, сказала с ласковым смешком:
– Да так, ежика увидела. Фырчит и в комок свернулся.
Я – помедлила. Потом приняла маску, фыркнула.
Поулыбались.
Она затушила сигарету, наклонилась поближе, уложив руки на стол. Сказала проникновенно:
– И вот ещё что, Дашуль. Мы… глянули на то, какой ты можешь быть. А вот надо ли оно тебе… у меня просьба. Большая. Пребольшая. Просто огромная.
Ответила настороженно:
– Обещать не буду, теть Лен. Пока не услышу.
Она вздохнула. Сбросила наигранность и сказала серьёзно:
– Тебя посещала… мысль-не мысль, но желание посоветоваться не с медиками, а с каким-нибудь батюшкой, жрецом, колдуном, старцем?
Скептического презрения у меня было много. Часть наползла на лицо. Наверное. Потому что она вскинула ладонь и брякнула весело:
– Погодь кипешить!
Ну, погодила. Она продолжила:
– Я не про торгашей в рясах. И не про газетные объявления от потомственных шаманов. Это – хрень с редиской. Я сейчас тебя спрашиваю, мелькало ли вообще желание поболтать с кем-то, кто шарит не только в мозгах, но и во всей этой паранормальщине. То есть в душе, вере, воле, общении с предками и прочем. Причём нормально шарит и нормально объясняет, а не выносит мозг ритуалами в бубен.
Подумала и посомневалась вслух:
– А чё, такие есть?
Она расплылась в хитрой улыбке, и задушевно сказала: