Путь стража

— Ради этого, — он развел руками и печально улыбнулся. — Ради этого момента. Когда всё решится, так или иначе. Но мы будем готовы.

Мы помолчали, каждый о своем. Я немного ошарашенно, толком не понимая их роли в грядущем. Кроме того, что без их силы завесу мы не вернем. Седовласый едва заметно сгорбился и ностальгировал о чем-то. Не о хорошем, судя по глубоким морщинам на необожженной части лица.

Рука сама потянулась к сверкающему тонкими гранями графину и одному из чистых стаканов. Плеснул я себе немного, вдохнул и насладился глубоким ароматом. Неплохо тут у них с барной картой. Горло приятно согрело, тепло и лениво растеклось по всему телу, лицо запылало и стало чуть легче.

Я торопился вернуться домой и не меньше жаждал не уходить отсюда. Минута, ещё одна минута. Вдох, выдох, всё, достаточно. Божественный напиток придал сил и я взялся за подлокотники, чтобы встать.

— Мне жаль, — проговорил, смотря в огонь, Филипп. — А вам и правда стоит вернуться домой, там уже беспокоятся, уверен. Увы, не могу выделить амулет переноса, их осталось очень мало. Пусть время проклятых течет иначе, но тем более такие вещи теперь стали ещё более необходимы.

Черт, вот таких бы штук заиметь. Телепорт, ну кто бы подумал! Но уходить, когда встретился первый человек, способный по-человечески говорить?

— Вам всегда тут будут рады, — он сосчитал мой голодный до знаний взгляд. — И мы ещё поговорим, Илья. Но сейчас необходимо уладить много дел. И вам тоже. Скоро одна из наших групп отправляется в город, они вас подбросят. До встречи.

Мы поднялись одновременно и пожали друг другу руки. Его ладонь была теплой, ну точно не мертвец. За дверью меня уже ждал один из неопознаваемых культистов. Он вывел на поверхность. И там я понял, что опять наступила ночь.

Звезды на ясном небе вдали от города сияли нереально ярко. Их россыпь украшала небо драгоценными камнями, воздух был ледяной и с еловым привкусом. Вкусный, густой, невероятный. Под ногами хрустело. Неужели уже заморозки, лето же не кончилось?

Я обернулся, вышли мы прямо из расселины. Невысокая скала, но острая, она ощерилась иглами и словно отталкивала прочь от себя. Под подошвами была не изморозь, а костяная крошка. Тропинку в некрополь вымостили жутко, костями. Бывал я в костяной церкви в Европе, но там устрашающий декор был везде, но не под ногами.

Думая о том, что это скорее всего нечеловеческие останки, я поспешил по белеющему в ночи пути. Пятиминутная прогулка среди высоких сосен привела меня к узкой грунтовке, где меня уже поджидал микроавтобус. Фары высвечивали ухабины и вылезающие на дорогу корни, я отодвинул дверь и забрался в теплый салон.

Ехали мы так долго, что я опять задремал. Ни музыки, ни разговоров. Трое в рясах сидели как влитые, даже не ответили на приветствие. К тряске на хреновой дороге я привык уже давно, так что она мне не мешала вздремнуть. Почти как укачивание в колыбельной, главное заснуть, при этом крепко держась. А то головой крышу пробьешь.

Разбудили меня также безмолвно, встряхнули и указали молча на дверь. Ну хоть высадили недалеко от дома, я быстро нашел спуск в катакомбы и через пять минут был на месте.

Громыхнул решеткой специально, чтобы не испугать никого и не получить выстрел или печать в свою больную голову. Из первой же комнаты сразу вывалилась целая компания. Взъерошенные, злые и обиженные.

Лицо Ларса рассекала глубокая царапина, а на скуле уже желтел синяк. У Еврипия не хватало клока волос, причем заметно. Они выбежали первыми и я сначала решил, что опять поссорились.

Но следом за ними вышел княжич Ростовский. Алекс выглядел ещё хуже. У него были подбиты оба глаза, рукав оторван, а на предплечье раны, словно он со снежным барсом сражался. Нашивка с гербом болталась наполовину оторванная, да и шел он неуверенно, держась за самое святое.

— Илья! — первым на меня накинулся монах. — Слава всеблагим, ты живой! Мы уже не знали, что делать, кому звонить.

— Ваше сиятельство, рады видеть вас в, кхм, добром здравии, — поклонился камердинер, отпихивая соперника в сторону. — Ну наконец-то.

В его голосе слышалось облегчение вперемешку с обвинением. Вопросительно посмотрел я на княжича. Ростовский выпрямился, морщась, но руку не убрал. Сделал драматическую паузу и печально выдал:

— Ты уж прости, дружище, но выбора не было.

Он наклонил голову в сторону двери. Вопросов я задавать не стал, по отчаянию в глазах всей троицы видел, случилось что-то страшное, но что именно никто говорить почему-то не хочет. Внутри сжалось, разжалось и я зашел в нашу подпольную кухню-гостиную.

Урона особо не было. На полу рассыпалась крупа, в углу валялись осколки чайного сервиза и разорванная какой-то зверюгой коробка из под макарон. Один из столовых ножей торчал в стене. Бетонной.

На диване, связанная чем-то похожим на канат, буквально от пяток до плеч, лежала Меньшикова. Во рту кляп из галстука, глаза горят злобным огнем. Я бросился к княжне, приподнял и вынул кляп.

Ой, зря…