Даже не открывая глаз, Андреа чувствовала слабую, чуть заметную ауру, окружавшую каждого из всех, кто был в комнате. Это было похоже на мерцание свечи. Та, что исходила от Эли, была самой тусклой… возможно, она подпитывалась энергией его подруги, судорожно прижимавшейся к нему. Сыновья и дочь Эли молча стояли рядом — по их лицам было заметно, что они уже смирились с неизбежным и ждали только знака, чтобы приступить к обряду оплакивания. На этом фоне аура Дилана, по-прежнему державшего за руку дрожащую медсестру, казалась самой яркой.
А Шон? Андреа мысленно покосилась на него. Среди всех остальных он казался пылающим факелом. Любому, когда-либо имевшему отношение к магии, с первого взгляда было ясно, что на Шоне Морисси лежит благодать самой богини. Андрея понятия не имела, как становятся стражами, — слышала когда-то, что меч во время торжественной церемонии передается тому из членов клана, кто является ближайшим родственником прежнего стража, обычно сыну или племяннику, — но сейчас она могла бы поклясться, что дело тут не только в обычном родстве.
Фигура Шона как будто купалась в пламени — но даже на фоне его, священный меч у него на спине светился ослепительным светом. Насколько знала Андреа, Шон был чистокровным оборотнем. В жилах его не было ни капли крови фэйри, и, однако, его окутывал мощный поток магии… и меч стража был тут ни при чем.
Внутренний голос подсказывал Андреа, что когда меч обрывает жизнь кого-то из оборотней, он переходит в лучший мир не только благодаря мечу. Вернее, дело тут не только в мече, а еще и в том человеке, который держит его в руках. В самом страже. Интересно, догадывается ли об этом Шон?
Раны Эли были ужасны. Андреа с самого начала догадывалась, что ничем не сможет ему помочь, потому что на исцеление уйдет столько времени, что он попросту не выдержит. Мысли об этом заранее приводила ее в отчаяние. «Ну же, открой глаза, трусиха, — приказала она себе, — имей же мужество сказать его семье, что он умрет и ты ничего не можешь сделать, чтобы ему помочь». Не успев подумать об этом, она вдруг заметила, что лицо Эли помертвело, а окружавшая его и без того слабая аура стала тускнеть на глазах.
Меч на спине Шона внезапно вспыхнул нестерпимым светом. Его магия была сродни ее собственной — и сейчас она взывала к ней.
Андреа вдруг широко распахнула глаза.
— Шон, — чуть слышно прошептала она, — обнажи меч.
Из груди подруги Эли вырвался горестный стон, его дочь, покачнувшись, прислонилась к одному из братьев. Лицо Шона окаменело.
— Нет-нет, — поспешно замотала головой Андреа. — Не для этого! Не сейчас. Просто обнажи меч, Шон. Быстрее!
Ничего не понимающий Шон нахмурился, потом пожал плечами, прошептал коротенькую молитву и вытащил из ножен меч. Лезвие чуть слышно звякнуло. В мертвой тишине этот звук прозвучал, словно звон погребального колокола, и Эли открыл измученные глаза.
— Спасибо, Шон, — улыбнувшись, с трудом пробормотал он.
Андреа молча вытянула вперед правую руку и обхватила пальцами холодный клинок. Шон, озадаченно моргнув, застыл, чтобы не поранить ее.
Острое как бритва лезвие все-таки порезало ей ладонь — выступившая кровь слегка обожгла кожу. Закрыв глаза, Андреа заставила себя сосредоточиться на магии меча — мысленно она приказала обоим потокам магии, своей и той, что исходила от меча, слиться воедино.
Ее пронизала острая боль. Закусив губу, Андреа наблюдала за тем, как мощный поток, стекая с кончика меча, переливается в нее. Словно мириады сверкающих нитей тянулись к ней со всех сторон, сплетаясь между собой, пока не окутали ее светящимся коконом.
Андреа похолодела. Ощущение было такое, будто вся кровь в ее жилах вдруг разом превратилась в лед. Все было, как в ее ночных кошмарах… она уже видела это — горящие нити, которые со всех сторон тянутся к ней, словно чьи-то исполинские щупальца. Что бы это ни было, оно явно желало ее смерти.
Страх сдавил горло клещами, стало трудно дышать. С трудом взяв себя в руки, Андреа напомнила себе, что сейчас все иначе — во сне у нее никогда не было ощущения, что ее магия, дар целительницы, полученный от предков-фэйри, пытается убить ее. Нет, то, что преследовало ее в кошмарах, явилось извне. И, что бы это ни было, оно пугало ее.
Набрав полную грудь воздуха, Андреа попыталась направить оба потока магии, свой собственный и исходящий от меча, к животу Эли.
И тут произошло чудо… воздух слегка задрожал, и прямо у нее на глазах страшные раны стали затягиваться. Сплетаясь воедино, ее магия и магия меча стежок за стежком как будто штопали их, стягивая зияющие края, разглаживая уродливые бугры и превращая их в здоровую, гладкую ткань. Мышцы и кости, кровь и внутренние органы — все это двигалось и менялось, повинуясь прикосновению ее руки.