В глазах женщины на мгновение промелькнула холодная искра, но тут же погасла. Её лицо оставалось совершенно спокойным, ни один мускул не дрогнул. Вертер снова непринуждённо улыбнулся и откинулся на спинку кресла. Всё было сказано, теперь дело было за Давидиковой мамашей. Из-под полуприкрытых век он внимательно наблюдал за реакцией своей собеседницы, а заодно боковым зрением фиксировал все движения охранников. Главное было не пропустить тот момент, когда она отдаст им приказ разделаться с наглецом, который посмел угрожать её сыну. Вертер отлично понимал, что рискует, идя на эту встречу, но посчитал правильным предпринять всё возможное, чтобы избежать кровопролития. Убивать опасного недоумка ему совершенно не хотелось, а ведь придётся, если она его не приструнит или хотя бы не спрячет.
Переговорщик был готов к любому повороту событий, но то, что произошло дальше, стало для него полной неожиданностью. Тонкая ладонь, затянутая в тёмно-синюю кружевную перчатку, мягко накрыла его руку. Женщина смотрела ему в глаза, и в её взгляде совсем не было угрозы.
– Спасибо Вам,– с чувством произнесла она. – Вы совсем не обязаны были меня предупреждать и всё же сделали это. Я очень ценю Вашу деликатность.
Женщина замолчала и отвела взгляд, но было понятно, что она хочет сказать что-то ещё, просто собирается с духом.
– Вы не думайте, что я ничего не понимаю,– дама улыбнулась одними губами, её глаза оставались грустными и холодными. – Увы, нам с мужем не удалось сделать из Давида порядочного человека. Но какой есть, он мой сын. И я сделаю всё, чтобы он был жив. Вам не нужно больше из-за него переживать. Давид отправится в наше поместье под домашний арест. Вас это устраивает?
– Конечно,– Вертер с облегчением перевёл дух. – Я очень надеялся на Вашу рассудительность и рад, что Вы меня правильно поняли.
– Я тоже рада, что Вы не стали сразу мстить, а решили сначала поговорить со мной,– задумчиво проговорила его собеседница. – Спасибо ещё раз. Надеюсь, мы больше не увидимся.
Вертер поднялся и искренне пожелал этой удивительной женщине успехов в воспитании сына. Он тоже очень надеялся, что они больше никогда не увидятся.
***
Марика сидела на обрыве, свесив ноги вниз и уже не первый час равнодушно наблюдала, как волны, не останавливаясь ни на секунду, стройными рядами набегают на берег и разбиваются в мелкую пыль о прибрежные скалы. Ей было наплевать и на волны, и на скалы, Марике просто хотелось побыть одной, на душе у девушки было тошно. Увы, не всем нашим желаниям суждено сбываться. Гном кряхтя приземлился рядом искательницей уединения и вытер красным колпачком вспотевший лоб.
– Ух, ну и жара сегодня,– проворчал он, отдуваясь с таким видом, словно полдня карабкался на крутую гору.
Марика с удивлением посмотрела на странного собеседника. Она знала, что в мире Дачи живёт настоящий гном, но раньше встречаться им не приходилось, так как девушка всё время проводила в комнате брата. Это был первый день, когда она решилась оставить выздоравливающего мальчика одного. Гном выглядел довольно комично, словно сошёл с детской картинки. Сморщенное личико с остроконечной седой бородой, круглый животик, нависающий над короткими штанишками на лямках, полосатые гетры и, конечно, большой красный колпак. Лоб гнома был действительно усеян бисеринками пота, хотя с моря дул свежий ветерок, и погодка была, скорее, бодрящей, чем жаркой. С чего бы коротышке было так запыхаться?
– Чего загрустила, де́вица-красавица,– промурлыкал Антоша,– али кто обидел? Ты уж поделись со стариком своими бедами, не таись.
Марика громко фыркнула и отвернулась. Вот только этого ей и не доставало, чтобы всякие уродцы лезли в душу своими пухлыми ручонками.
– Эк тебя разбирает,– гном фамильярно хлопнул девушку по коленке. – Ну коли сама говорить не желаешь, так послушай, что я тебе скажу.
Антоша вдруг замолчал, словно позабыл, о чём собрался говорить. После минутного молчания Марика не выдержала и с любопытством повернулась к своему собеседнику.
– Так-то лучше,– усмехнулся знаток женской натуры. – Так вот, милая, говорить мы с тобой будем о Вертере.
– Да чего Вам от меня нужно,– вскинулась девушка,– не хочу я о нём говорить.