Путь проклятых

– А ведь раньше это выражение имело совсем другой смысл, – грустно усмехнулся Пушкарь.

– Какое?

– Оно обозначало неблагополучие. Это относилось к детям и подросткам из проблематичных семей. Ребята были предоставлены сами себе и творили что хотели. Пили, курили, кололись. Свободная любовь. Частенько все это заканчивалось колонией или тюрьмой. Или еще чем похуже.

– А что, может быть еще хуже? – Лера удивленно подняла брови.

– Смерть. Кроме нее больше ничего.

– Я росла без родителей.

– Да по тебе это видно, – убирая магазины в подсумок, рассмеялся Олег. – Ты жесткая вся. Самостоятельная. Ершистая, хоть уже и не подросток. Хотя в нынешние времена это уже стало нормой. Раньше вот говорили, что дети быстро растут. А сейчас и того быстрее. Едва из пеленок выберутся да молоко со рта оботрут, так сразу – хвать! – за оружие цепляются. На поверхность просятся.

Лера мысленно с ним согласилась. Вспомнила друга детства Юрика, который остался там, далеко, в Убежище. Веселый и хитроватый парень. Каким она увидит его, когда вернется? Уже самостоятельным, взрослым добытчиком, смело шагающим по поверхности, или все таким же милым, стеснительным пареньком? Когда-то, прячась за юношеской бравадой, чтобы не покраснеть или смутиться, он подарил ей на день рождения пудреницу, ставшую для нее талисманом. Последним осколочком дома. И где он только ее достал? Не украл же. В Пионерской общине такие номера не проходили и не оставались безнаказанными. Наверняка попросил у матери или выменял у кого-то. Интересно, какую маленькую жертву ему пришлось для этого принести? Лера никогда об этом раньше не задумывалась.

– До нашего путешествия я была другой. А потом столько всего увидела, что уже впору самой истории рассказывать.

– А что случилось с твоими родителями?

– Погибли. Давно. В Антарктике.

– Да уж. Далеко.

– Они были исследователями, биологами. Поплыли туда накануне войны что-то там изучать.

– А как ты попала на лодку?

– Сбежала из дома, чтобы замуж за одного придурка не идти.

– Видно, сильно припекло тебя, да?

– Не то слово, – хмуро отозвалась Лера, начиная немного нервничать от того, что разговор уходил в неприятное для нее русло.

– Тяжело, небось, с мужиками?

– Привыкла, – почти собравшись и проверив «Бизон», девушка решила сменить тему. – А сколько лет твоему сыну?

– Девять, – вздохнул Пушкарь.

– Как зовут?

– Фома.

– Необычное имя.

– Это из Библии, – пояснил Олег и, помолчав, продекламировал: – «Фома же, один из двенадцати, называемый Близнец, не был тут с ними, когда приходил Иисус. Другие ученики сказали ему: мы видели Господа. Но он сказал им: если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю. После восьми дней опять были в доме ученики Его, и Фома с ними. Пришел Иисус, когда двери были заперты, стал посреди них и сказал: мир вам! Потом говорит Фоме: подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим. Фома сказал Ему в ответ: Господь мой и Бог мой! Иисус говорит ему: ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны не видевшие и уверовавшие».

– Ты знаешь Библию наизусть? – дослушав, удивленно приподняла брови Лера, застегивая на запястье уцелевшие СИГ-РМ1208[3], которые накануне нашла в оружейке. Драгоценные батарейки удалось сохранить благодаря зарядному устройству. И вот, ходики до сих пор шли, спасибо хорошему швейцарскому механизму и заботе внимательного к мелочам Паштета.

– Отрывками.

– У меня она тоже есть. Я знаю, что таких книг в мире осталось немного, поэтому берегу. Но про это я еще не читала. Подобные вещи говорил один человек в нашем Убежище. Его звали Птах. И называли блаженным.

– У нас в бункере тоже есть свой святой. Так мы о нем говорим. Он еще и учитель.

– Такие люди везде нужны, – заметила Лера, пакуя в подсумок коробочку аптечки АИ-2 с промедолом и тареном. Так, на всякий случай. Может, и не пригодится. Она надеялась.

– Согласен. Вот и у вас на борту священник. Он из вашего Убежища?

– Нет. Присоединился к нам позже, в Антарктике. Он чилиец.

– Надо же, а по-русски хорошо говорит.

– У него был учитель. А почему ты так назвал сына?

– Хотел, чтобы он верил. Верил в то, что в нашем мире еще осталось место доброте и чудесам. Несмотря ни на что. Верил.

– И я когда-то верила…

– А теперь?

– Теперь знаю, что ничего уже не изменится. Нам осталось только выживать.

– Грустно это все, не находишь?

– А что делать? Сами во всем виноваты. Никто не просил предков устраивать ту войну. Но все случилось так, как случилось.

– Как случилось, – эхом повторил Олег.

– Ты хорошо назвал сына. Пусть у него будет надежда, – улыбнулась Лера, прицепляя к «Бизону» лазерный целеуказатель и проверяя затвор. – Все, я готова.

– Я тоже.

– Смотри, я поручилась за тебя перед остальными, – предупредила девушка. – И если это все-таки окажется ловушкой…

Сказав это, она почему-то подумала об оставшейся в каюте Чучундре. Зверька на предстоящую важную вылазку брать с собой не решилась. Не до этого. Пусть лучше сидит, а не шмыгает по лодке.