Путь Проклятого

– И что запомнят эти люди? – просипел он, срываясь на высокие ноты в конце слов. – Что они передадут дальше? Следующим поколениям? А, старик? Что они стали на колени? Что геройской смерти предпочли собачью жизнь в конуре врага? Рабы, старик, рождают рабов!

– Я видел, как рабы рождали свободных, – сказал Иегуда. – И видел, как у свободных рождались рабы. В мире бывает по-разному, Элезар. Но только у мертвого нет будущего. Никакого. Я не призываю тебя сдаться. Я бы отрезал себе язык, если бы он вздумал говорить такое! Но пусть каждый из нас выберет себе судьбу – умереть с оружием в руке, быть плененным или испустить дух от руки соплеменников! Даже Предвечный дал человеку право выбора! Почему ты отнимаешь его у людей?

– У нас не осталось выбора! – пророкотал Бен Канвон за спиной вождя. – Мы или умрем, как свободные люди или над нами надругаются. Не смущай людей, старик! Твой век закончился, так уйди с достоинством!

– С достоинством – означает с оружием в руках! – сказал Иегуда твёрдо. – Я не овца, подставляющая горло резнику. Я человек. И то, что я пережил на своем веку, тебе и не представить. Гордость моя не в том, чтобы спрятаться в небытие, уходя от ударов судьбы, а в том, чтобы нести ответственность за путь, который избран. Неназываемый дал нам жизнь, мы вправе распоряжаться ею. Но он же дал нам разум, чтобы мы знали, как ею распоряжаться.

– Он дал нам мужество – не покориться. Он дал нам веру, которую не одолеть. И если нам надо умереть, чтобы остаться свободными – мы умрем! – прокричал Элезар. – Братья и сестры! Евреи! Готовы ли вы умереть, чтобы не влачить свои дни в рабстве? Готовы ли вы принять смерть от рук своих близких, чтобы ваши тела не подверглись надругательству? Готовы ли вы избавить детей от страшной судьбы?! Готовы ли вы доказать твердость своей веры? Готовы ли вы умереть свободными людьми? Я, ваш вождь, Элезар Бен Яир, спрашиваю вас перед лицом Предвечного – готовы ли вы доказать, что вы люди, а не грязь на ногах Господа? Соратники мои! Вы, кто прошел со мной вместе путь от победы под стенами Ершалаима до сегодняшнего горького дня – готовы ли вы оказать своим детям, женам, матерям последнюю услугу? Готовы ли вы железом избавить их от римской неволи? Останетесь ли вы тверды, когда кровь родных людей обагрит ваши руки?

В голосе его было столько страсти, столько силы, столько боли, что по толпе (словно это была не толпа, а одно многоногое, многоголовое, многоликое чудовище!) пробежала невольная дрожь. Воля предводителя сковывала людей, его вера в правоту подчиняла, и в груди слушающих его разгорался тот же страшный огонь, что обуглил душу самого Бен Яира.

Иегуда понял тщету своих усилий. Понял, что любые слова убеждения бессильны перед фанатичным блеском этих темных, на выкате, глаз. Происходящее было необъяснимо, но при всем при том Иегуда осознавал, что раньше – не сегодня, а много лет назад – призывы Элезара нашли бы отклик и в его душе.

Это и было по-настоящему страшно – одна часть его сознания (та, что сгибалась под непосильным грузом жизненного опыта) во весь голос кричала «нет», а вторая, (которая помнила, как с треском рвется плоть, когда в нее вгрызается лезвие меча) заходится в губительном, смертельном для всего живого восторге!

Бен Яир был ближе к своим жертвам, понятней, роднее, чем неизвестно откуда приблудившийся старик, и никакое ораторское искусство не могло победить эту болезненную, замешанную на крови и несчастье близость. Жестокость вождя была для обитателей Мецады жестокостью родного отца. Они верили в то, что он вещал, а там где начинает говорить вера, голос разума умолкает. Оставался шанс спасти хотя бы некоторых, но можно ли назвать спасением полученную у верной смерти отсрочку до утра? У Иегуды не было аргументов, способных переломить ход событий, но если бы даже они и были – это бы не поменяло ровным счетом ничего. Оставалось лишь отступить. Судьба сама решит, кого оставить в живых – Иегуда не мог ни помочь, ни помешать ей. Но и не мог просто ей покориться!

– Давайте я назову тех, – Бен Яир уже не кричал, а шептал с присвистом, как раненый в горло, разве только не перхал кровью, – кто станет рядом со мной в самый тяжкий момент. Я назову тех, кому сам доверю свою судьбу, под чей меч сам с радостью подставлю шею… Эти люди не дрогнут, они выполнят свой долг и пойдут со мной до самого конца! Мы сделаем так, как сделали герои Иотопаты!

Пусть каждый, у кого хватит силы духа, убьет своих близких – это не будет преступлением в глазах Бога, ибо не преступление спасти родных от поругания.

Тот, у кого не достанет сил убить жену, мать или детей – пусть попросит о помощи друзей или знакомых. Ежели и у них не хватит смелости оказать услугу единомышленникам, им помогут избранные мной люди – они не дрогнут!

Когда мужчины исполнят свой долг, их жизнь оборвут мечи тех, кого я сейчас назову. Когда же в живых останутся только они, слепой жребий определит того, кто возьмет на себя грех самоубийства, но только тогда, когда он лишит жизни остальных.