Путь пешки 5. Купол

– Нет, Таня – это не моя еда. Моя ниже, в контейнере…

– Нет, Алан – это яблоко для тебя. Я свое уже съела, да и вообще я яблок наелась в жизни… А ты, как я подозреваю – и не пробовал…

Алан не смог оставаться серьезным. Я лукаво улыбнулась:

– А яблоко-то темнеет, окисляется…

Он рассмеялся и все же начал есть кусочки яблока. А я съела персик – Ефимов гостинец.

– Спасибо, дорогая.

– О, так ты меня еще не называл! В  своей сети нашел?

– Ефим сегодня  так тебя назвал. Я сначала не понял, при чем тут стоимость – а потом разобрался.

– У тебя потрясающая память!

– Спасибо – не жалуюсь.

– Почему тебе так хочется ласково называть меня?

– Почему? Да просто – ты вызываешь у меня такие эмоции – нежность, благодарность и… какой-то постоянный восторг.

Я рассмеялась:

– Ну это, наверное – на контрасте с твоей такой жесткой жизнью. А благодарность-то за что? Неужели за персик и яблоко?

– Нет, конечно… То есть – и за это тоже, но это так, мелочи… Я благодарен тебе за то, что ты встряхнула меня, напомнила, что я тоже человек, как бы там ни было… Я ведь тоже хорош… Так ненавижу и презираю первородных, а сам-то… Я ведь к этим бедным женщинам относился как к агрегатам… Там нажал – то получил… А им же, наверное, тоже – больно и страшно… И хочется чувствовать себя человеком… Вот и сегодня…

Алан подошел к большому экрану на стене, включил его и какое-то время что-то искал. В конце концов он нашел изображение той самой спящей девушки в полумраке – видимо, камера подсвечивала себе инфракрасным светом. Девушка все так же спала на боку.

Алан присел, быстренько съел свой концентрат и помыл посуду.

– А зачем камера? Не проще там заночевать?

– Нет, не проще… Во-первых – мне тоже нужно высыпаться, во-вторых – иногда полезно понаблюдать со стороны, потому что при мне больные часто ведут себя не так, как в мое отсутствие… Ну и в третьих – больных бывает несколько – и на одном мониторе наблюдать за ними значительно проще…

– Поняла… Как она – совсем плоха?

– Ну – сейчас вроде бы получше… Но все равно…

– Бедный, милый мой Алан… Как же тебя, наверное, достали эти чванливые первородные…

– Да, ты права… Милый… – чуть слышно прошептал Алан и зашевелил волосами.

Я рассмеялась – он явно очень хотел узнать значение этого слова. Так как мы уже приняли вчерашнее положение – я на кровати, а Алан сидя на полу, опирая голову на край тахты – то я со смехом расправила его волосы, разложила их на своем животе и стала медленно и вдумчиво их гладить. Алан подозрительно молчал.

– Че молчишь? Тебе так нравится?

Он хрипло выдохнул:

– Да! Мне кажется, что я чувствую твое тепло волосами, что от твоих рук и живота в меня переходит какое-то… какая-то живительная сила… энергия, что ли… Волосы – поразительный орган, такой незаметный, и такой важный… Или это  только у меня так, а у обычных людей нет? Я иногда искал информацию по этому поводу – так вот тысячелетиями и мужчины и женщины берегли свои волосы, гордились ими… Мужчины тоже заплетали косы из волос, и даже из бороды… А сколько легенд связано с волосам и их силой… А ты знаешь – когда-то люди верили в это – и муж расчесывал волосы своей жене, набираясь от нее психической и космической силы… И когда захватчики приходили на землю – они первым делом резали женщинам косы…

– Нет, не знала… Алан – но ты же не побреешь меня, а, не побреешь? У меня же волосы только-только отрасли!

– Нет, милая – не побрею. Кто бы там что ни говорил… У нас пока есть время, а потом – посмотрим…

– Ну хорошо… И вот с такими познаниями о женщинах ты так к ним относишься?

– Нет, … милая – я всего этого раньше не знал – как-то и нужды не было об этом задумываться… Но в последние двое суток я этим интересуюсь.

Я продолжала гладить его волосы, чувствуя к этому парнишке необъяснимую близость. И я решила сказать ему об этом:

– Ты знаешь, Алан – у меня такое ощущение, что я знаю тебя тысячу лет… И я так тебя понимаю и сочувствую тебе… Какая-то родственная душа прямо…

Разомлевший Алан поймал мою гладящую руку и поцеловал ее.

Так мы и заснули.

Среди ночи Алан резко вскочил и собрался куда-то бежать. Я даже испугалась и тоже села:

– Что такое? Что-то случилось?

– Оставайся… Пока оставайся здесь.

Я услышала даже сквозь стену какое-то жалобное поскуливание из манипуляционной. Взглянув на монитор – я увидела извивающуюся от боли девушку.

– Алан – я могу чем-то помочь?

– Н-н-нет. Сиди здесь.

Я осталась сидеть. Сон как рукой сняло. В мониторе я увидела, как Алан включил свет и подбежал к девушке. Еще раз я услышала, как она плачет – даже не плачет, не кричит – а скулит, как собака, от боли. Алан долго возился с ней, но потом она как-то резко обмякла. Он подозрительно покрутил головой, с отчаянием посмотрел прямо в объектив камеры и выключил ее. Я с трудом взяла себя в руки и долго сидела в мертвой тишине, и только иногда доносился металлический лязг каких-то инструментов.