– Извините, не бочку, а цистерну, – в своей манере уточнил Полонский, поглаживая живот.
– Васильевич, а хряпнули бы сейчас?–задорно спросила Нина, живо обернувшись к нему.
Полонский сжал губы, как бы раздумывая, тем самым вводя в заблуждение отдел, затем смачно чмокнул и мечтательно закрыл свои узкие глазки.–С у-до-во-ль-стви-ем,– делая ударение на «о».
– И без закуси?– спросил кто-то из молодых, смеясь.
– Этой гадости после первого стакана не употребляю,– с гордостью сказал Полонский и поднял палец,– Кстати, надо предупредить Захаровича, когда приедет, чтоб сразу не сдавал. В Харькове сейчас температура на несколько градусов ниже, а по закону Ома это означает минимум бутылек лишнего спирта. Я этот спирт двадцать лет получал. Вечером буду смотреть сводку погоды.
– Не распускай губу, Васильевич,– сказала Нина,– Макаренко и без тебя физику знает. И кладовщик тоже. И это не закон Ома.
– Другого не помню, но будет жалко,– Полонский снова причмокнул.
В это время в комнату вошла Галина Михайловна, начальник отдела заготовок –крепкая пенсионерка, вся в патине морщинок на темном, высушенном лице.
– Галиночка!– расплылся Полонский, широко расставив руки для объятий,– золотце мое… радость ненаглядная…как я тебя люблю…все сорок лет, что тебя знаю…дай я тебя расцелую…–он раскинул руки еще шире, как для встречи с Брежневым, но остался на месте.
Женщина прошла мимо него, в упор его не замечая.
– Галина Михайловна, что ж вы признаний таких горячих не слушаете?
– Да ну его,– без юмора ответила главная заготовительница.– Это он у вас двенадцать лет, а я его помню еще с курчавыми волосами. Сорок лет одно и тоже. Хоть бы пластинку сменил. – И сразу к Борису:– вы ближе к начальству – что слышно? Будем работать? Со всех перевалок звонят, люди волнуются. Соляру для дизелей надо уже завозить; ремонты и все прочее. А у нас ничего не делается. Дождутся: деньги появятся, а сроки уйдут.
Кущенко тяжело вздохнул.
– Михайловна, темный лес. Сами сидим, изнываем от безделья. Хотелось бы вас чем-то порадовать, но нечем.
– Ты, лоботряс,– гостья, наконец, повернулась к старому приятелю.–Ты помнишь, как в сорок четвертом было? А все-таки сезон сделали. Тогда все от нас зависело, а теперь…– она развела руками. – Ничего не понятно. Войны нет, бомбежек, пожаров, землетрясений нет, а комбинат стоит. Такой гигант! Кто в этом виноват, кто заинтересован, кому это выгодно? – спрашиваем другу друга и не находим ответа.
– Мы тогда, Михайловна, молодыми были, – вдруг с дрожью в голосе сказал Полонский.– И работали, как звери, как заводные. Не по приказу, как говорит сейчас некоторая контра, а от души.– Полонский старческим, дребезжащим, беспомощным фальцетом затянул: «Комсомольцы, беспокойные сердца, комсомольцы. Все доводят до конца…» – поняв напрасность демонстрации былой мощи, Сергей Васильевич опять перешел на шутливый лад:– а теперь конец где-то прячется – не найдешь.Но, Михайловна, лапушка, я все равно тебя люблю.
– Ты и перед смертью все одно талдычить будешь, глупостник,– сказала женщина, уходя, и хлопнула его по лысой голове.– В молодости смелости не хватало, а теперь разошелся,– в ее голосе слышалась теплота старого соратника.
– Вот так, Васильевич,– шутливо-капризно надула свои красивые, пухлые еще губки, Ниночка,– женщин из других отделов любим, а к своим только цепляемся. Все, не подходите ко мне больше.
– Ну что ты, Ниночка, – заворковал Полонский,– это же старая калоша, а ты у нас розочка, цветочек…мм,– он снова изобразил пламенный поцелуй.
–Все,ребята, – решительно сказал Кущенко,– заканчиваем балаган. Все за работу. Нет работы – ищите, придумывайте себе занятие, читайте техническую литературу, повышайте уровень. Сергей Васильевич, насчет вас я передумал: идите на склад и разбирайтесь со специями. Что еще пригодится – в одну сторону, где истекли сроки хранения – в другую, потом составим акт. Андрей с Денисом вам в помощь. Только не загоняйте их приказами – я вас знаю.
–Будет сделано, шеф. Ану, ребята, давай строится. За мной…
Только за уходящими закрылась дверь, как задребезжал внутренний телефон. Звонил Бидуля.
– Только от директора. Он и мы все на седьмом небе. Вчера вечером поступили деньги.
– Сколько?– затаив дыхание, спросил Кущенко.
– Двадцать миллиардов. Пока. Только под производственную программу, да и то не под всю. Много позиций бизнесмен сократил как неперспективные.
– Подождите, сколько это в долларах? С этими миллиардами ничего не поймешь. Скоро на триллионы перейдем. На калькуляторе уже цифр не хватает.
– Подсчитаешь сам. Люди от тебя уже ушли? Ладно, собирай всех ко мне на 14.00. Все, процесс пошел.
–Есс, –Борис сжал кулаки и тряс ими в воздухе, вне себя от радости, что теперь не надо придумывать себе занятие или валять дурака.
На комбинате царило приподнятое настроение. Все обнимали и поздравляли друг друга чуть ли ни с праздником. Старики утверждали, что подобные чувства люди испытывали в1944году, когда освободили Днепровск, и в день Победы.