В дверь постучали.
— Харн! Открывай. Ты наверняка дома! Опять пьянствуешь! — громкий, но, как ни странно, непримечательный голос за дверью был явно недоволен.
Я спрятал странный жетон в карман сумки.
— Иначе нам придется выбить дверь! — другой, более грубый голос вторил первому.
— Не заставляй нас действовать жестко! Мы с королевским указом на конфискацию твоего имущества за неуплату налогов, дезертирство и уклонение от своих прямых обязанностей гражданина! — произнес писклявый голос.
— Так это вы! Вы все то сделали! — вмешался я и побежал к двери, как только понял, в какую жопу попал. Лучшая защита — нападение. Это правило касается и психологии людей.
Я максимально резко открыл двери и, изображая потерпевшего, чуть ли не кинулся с соплями на стражников.
— Это вы, проклятые черти! — здесь, возможно, перегнул, — подстроили смерть моего дядюшки!
Стражники смотрели на меня, и в их глазах отражался такой букет, такой аромат чувств, что диву даешься мощи игры. Не у каждого человека бывают столь выразительные глаза. А тут — программа. Удивительно.
— Успокойтесь! — громко пригрозил стражник. — Господин… э… эм… — ступор был у стражника трехсекундный. У меня, к сожалению, он тоже был, но в разы короче.
— А-а-а! — заорал я и с криком побежал за дверь. Служители закона далеко не сразу освободились из собственных оков непонимания и недоумения.
Я закрыл засов. Дверь крепкая: как бы они ее не грозились выбить, быстро это у них не получится, а там Фунтя подбежать должен успеть. Главное, чтоб в окна не додумались лезть.
«Черт, — подумал я, — не получилось. <Цензура> статус меня спалил. В описании вроде говорилось, что его как-то можно отмыть. Но как? Не понятно. Черт, о чем я вообще думаю?.. У меня сейчас конкретные проблемы. И дай бог меня спасет Фунтя».
— Безжалостный, выходи! При добровольной сдачи в руки доблестной стражи срок будет снижен в два раза! — крикнул писклявый.
«Ага! Знаем мы эти послабления! Вместо одной гильотины половину пропишут. Все-таки половина головы останется… Или вместо ста лет… Не туда. Опять».
— Эй, смотрите! — крикнул один. — Ай<Цензура>! Снимите это с меня!
«А вот и Фунтя подъехал. Сейчас он их быстро разметает… Не знал, что неписи тоже материться будут. Хотя, если подумать, что тут странного».
«Первый готов!»
Хруст. Стон. Крик. Мой страх. Я в глядел в окно, прижавшись к стене. Эта небольшая форточка, являющаяся единственным окном во внешний мир, играла всеми красками зеленого и голубого. В нее я мог увидеть часть произошедшего. Паладин массивной кувалдой размазал своего товарища, а вместе с ним и моего питомца. Кровь брызнула во все стороны, часть алых ошметков попала на окно и медленно, театрально медленно, поползла вниз. Растения рядом стали похожи на марсианские из-за окраса. Ужас. И чем, спрашивается, свет лучше тьмы?
— И чем, спрашивается, свет лучше тьмы? — прислонившись к стене, повторил я.
«Мне <цензура>. Их там еще минимум двое. Да мне и половины того маха молота хватит. Затаиться тут не получиться. Маны ровно половина. Главное, не сдаваться. Может, получится как-то убежать», — мысли на удивление стали кристально чистыми, упругими, как резина, и твердыми, как сталь.
— Свет есть единственное спасение от всепоглощающей тьмы, — нравоучительным, грубым голосом было произнесено за стеной.
— А нужно ли спасение? — несколько секунд погодя спросил я.
Мой вопрос оставили без ответа. Плохие из них философы. Я сел медитировать. У меня есть одна-единственная надежда. Я погрузился в завораживающую душу тьму, переливающуюся всеми оттенками черного, затем появились маленькие вкрапления лазурного и бирюзового, чтобы капельками устремиться ко мне. На удивление, в столь напряженной обстановке было легко медитировать.
Я вернулся в реальность. Дубовая дверь с качественным металлическим засовом и добротными петлями еще держалась под натиском молота, но было видно, что еще немного, и она, уже накренившаяся, сломается окончательно. У меня осталось совсем немного времени. Я выбегаю на кухню. Дварф, залитый кровью, лежит около стола, с которого он, по-видимому, свалился из-за тряски.