К этой-то мысли возвращался Кришан, сидя напротив Анджум в тот вечер в поезде до Бомбея; притворившись, будто читает, он украдкой поглядывал на нее в надежде, что она тоже поднимет глаза от книги и подаст ему знак, или протянет руку, чтобы коснуться его, или хотя бы посмотрит на него. Обычно в присутствии Анджум ему удавалось унять волнение подобного рода, Кришан не хотел, чтобы оно портило их совместное времяпрепровождение, но они не виделись три недели, даже толком не разговаривали по телефону, и теперь он, хоть Анджум и была рядом, тревожился — а прикоснуться к ней (это всегда его успокаивало) не мог, — что, наверное, за время в Джаркханде ее отношение к нему изменилось и она уже не стремится к близости с ним, как бывало ранее (он всегда это чувствовал при встречах), словно дистанция, которую Анджум так старательно поддерживала, когда они бывали в разлуке, ныне вылилась в нечто более суровое. В вагоне разносили ужин, проводники юрко сновали от полки к полке с подносами, помеченными «вегетарианские блюда» и «невегетарианские блюда»; почуяв суету, Анджум наконец захлопнула книгу и подняла глаза. Как тебе роман, спросила она Кришана, он опустил взгляд на страницу — его книга была открыта — и ответил: сойдет, что-то я начитался, больше уже не хочу. Я тоже никак не могу сосредоточиться, сказала ему Анджум, и слишком расстроена, чтобы читать. Он посмотрел на нее испытующе, удивленный таким признанием, и Анджум, помявшись, добавила: я поссорилась с матерью и, как ни стараюсь, не могу об этом забыть. Кришан ждал продолжения, но Анджум колебалась, рассказывать ли дальше, и лишь после того, как он уточнил: что случилось, из-за чего вы поссорились, — Анджум со вздохом объяснила. Все началось с того, что три недели назад мать по телефону упрекнула ее в том, что Анджум уже давно не приезжала в Бангалор. В позапрошлом году Анджум приезжала два раза, в прошлом — ни одного, и мать донимала Анджум расспросами, когда та приедет. Я не виновата, отвечала Анджум, работы так много, что просто не вырваться, на что мать — а она с самого начала разговаривала раздраженно — заметила: видимо, дело в другом. Что ты имеешь в виду, спросила Анджум, в каком еще другом, и мать немедля ответила: в твоей бывшей девице, наверное, ты снова сошлась с ней или тратишь жизнь на такие же инфантильные глупости. Анджум сперва онемела, она не ожидала подобного обвинения, а потом припомнила все, что мать прежде говорила о Дивье, и вдруг вспылила, накричала на мать и бросила трубку. С тех пор мать звонила два раза, якобы для того, чтобы наладить отношения, снова заходила речь о том же самом, уступить не пожелала ни одна, ни другая, и оба раза в самый разгар перебранки и взаимных упреков кто-то швырял трубку.
Кришан уже слышал о том, как Анджум рассорилась с родителями из-за Дивьи, но толком ничего не знал, Анджум не хотела об этом говорить, сколько бы ни расспрашивал ее Кришан всякий раз, когда разговор заходил об этом, и сейчас его обескуражило, как терпеливо она рассказывала ему о причине ссоры с матерью — причине, которая (Анджум это подчеркнула) ничем особо не примечательна и уж точно не удивительна. С Дивьей на тот момент они встречались почти два года, сообщила Анджум, несколько месяцев жили в одной квартире, Анджум верила, что у них все всерьез и надолго, потому и решила поставить в известность родителей. Она понимала, что они, скорее всего, встретят ее признание в штыки, особенно мать, но родители старались быть понимающими и снисходительными (насколько это вообще возможно для родителей), всегда поддерживали их с сестрой или как минимум выказывали участие к их желаниям. Анджум заключила, что рано или поздно они смирятся с этими отношениями, пусть даже нескоро, с большим трудом, пусть даже никогда и не захотят знакомиться с Дивьей, общаться с нею: впрочем, то и другое не особо заботило Анджум. Она предвидела, что мать придет в ярость, предвидела последующие долгие манипуляции (мать часто лила слезы в надежде внушить дочери чувство вины, утверждала, что отец Анджум разболелся из-за того, что она сообщила им). Анджум предвидела язвительные замечания, рассчитанные на то, чтобы ее пристыдить, предвидела ядовитые слова, которые западают в голову, да так, что не выкинешь, хотя произнесены и услышаны они были давно, но вот чего она не предвидела, к чему оказалась не готова, — что сказанное матерью так больно ее заденет. В детстве они с матерью были близки, почти неразлучны, но, когда у Анджум начался переходный возраст, в отношениях с матерью возникли трудности, и, уехав в Дели учиться в университете, Анджум сознательно отдалилась от родителей. Мать время от времени по-прежнему позволяла себе уничижительные замечания о том, как Анджум выглядит, как одевается, ругала ее за то, что, наезжая домой, та отказывается видеться с родственниками, но к тому времени, когда Анджум окончила университет и вышла на работу, мать ослабила контроль — наверное, почуяла, что отныне у нее меньше власти над дочерью и та идет своею дорогой.