Путь на юг

— А — вижу. А рядом кто?

— Рядом его молодой воевода — Ратиша. Он близкий друг князя.

— Какой красивый мальчик, — выпалила, не удержавшись, Златка.

Ясна бросила на Златку подозрительный взгляд.

— Кто — красивый?

— Князь, конечно! — смущенно проговорила Златка.

— Молодая ты еще на мальчиков заглядываться! — фыркнула Ясна.

Женским чутьем она почувствовала, что интерес сестры пал на молодого человека, которого она выбрала себе, и таким образом сестра превращается в соперницу В опасную соперницу, потому что младшие сестры имеют обыкновение получать то, что нравится старшим сестрам.

— Мне уже четырнадцать. Через два года замуж, — парировала Златка.

— А мне шестнадцать, я старшая сестра, поэтому я первой должна выбрать себе жениха, — сказала Ясна.

— Посмотрим! — полыхнула дерзким взглядом Златка и дерзко помахала ручкой молодому воеводе.

Губы юноши тронула улыбка, но он тут же строго нахмурился. А на сердце девушки полыхнула радость — он заметил ее.

Глава 3

Гостомысл, в сопровождении свиты из дружинников и городских старшин, под радостные крики народа, дошел до ворот кремля.

Здесь произошла заминка — у ворот процессию встретила Милана во главе толпы слуг.

Поклонившись Гостомыслу и поприветствовав его, — по городу уже разнеслось известие, что князь Буревой погиб, а вместо него князем пришел Гостомысл, — она негромко сообщила, что разбойники убежали, теперь слуги уничтожают следы их пребывания во дворце.

— Милана, на вечер готовь пир, — так же негромко сказал Гостомысл.

— Вино, медовуха найдется, а вот с мясом беда — разбойники всю зиму просидели в городе, и на охоту не ходили. Лентяи — все вчистую подъели, — сказала Милана.

— Пошли слуг на мои корабли, пусть возьмут мясо и все, что необходимо для пира, — сказал Гостомысл.

— Будет сделано, — сказала Милана.

Гостомысл поднялся на высокое крыльцо. Рядом с ним встали Стоум, Ратиша, Медвежья лапа, воеводы и городские старшины.

Осматривая море людей внизу, Медвежья лапа проговорил:

— Как видишь, князь, нам все удалось!

Гостомысл вздохнул и промолвил:

— Если бы.

Медвежья лапа, не поняв слов Гостомысла, хотел спросить, чем недоволен князь, но Гостомысл поднял руку, призывая народ к тишине, а когда внизу стихло, начал говорить.

В своей речи он был дипломатичен и говорил о том, что врага удалось прогнать благодаря общим усилиям. Речь было недолгой и не очень понятной, но в радостном возбуждении никто и не вникал в слова, сказанные молодым князем. Важен был тон, а не содержание. А когда князь в завершение речи, сообщил, что устраивает пир, восторгу не было предела.

Глава 4

По свинцовой воде ветер гнал седые снежные клочья, толком и разглядеть было невозможно, где заканчивалась вода и где начинался острый и зубастый, как зазубренная бритва, лед. Так что приходилось глядеть в оба, чтобы не наткнуться на ледяной торос.

После того как стало ясно, что славяне не преследуют, Готлиб завернулся с головой в пахнущий сырой овчиной тулуп и сел под мачту.

Он сидел с закрытыми глазами, и непонятно было, спал он, или не спал. Только иногда бесцветно-мертвенный глаз поблескивал из-за высокого ворота. Глаза смотрели мрачно и тяжело.

— Дрянь погода, — сказал Харальд и ушел на нос корабля.

Ветром корабль сильно кренило. Кренило так, что он едва не касался парусом воды. Хорошо, что свободной ото льда воды было мало, иначе бы поднялись большие волны, которые могли запросто перехлестнуть через борта.

Попасть в ледяную воду означало мгновенную смерть, поэтому, как только Харальд убедился, что опасности со стороны славян нет, приказал опустить парус и идти на веслах.

Это значительно уменьшило качку.

А как только стала различаться верхушка мачты, Харальд загнал дозорного мальчишку наверх.

Мальчишку на мачте мотало так, что он с трудом держался. Одеревеневшие на холоде пальцы не слушались и в любое мгновение могли разжаться.

Боясь потерять дозорного, Харальд велел багром подать мальчишке кусок веревки, чтобы он мог привязаться к мачте.

Мальчишка одной рукой обвязал себя вокруг пояса, затем стал привязываться к мачте. Из-за качки это оказалось неожиданно таким сложным делом, что при этом мальчишка едва не повесился на сделанной своей рукой петле.

Харальд ругался.

Воины хмуро посматривали на неуклюжее барахтанье висящего над их головами мальчишки, но никто не посмел ни усмехнуться, ни сказать хоть полслова. Когда человек висит на волосок от смерти, не стоит злословить над ним, потому что завтра ты сам можешь оказаться на его месте.

Наконец, мальчишка, изодрав руки и сорвав ногти, завязал последний узел, и, точно в награду ему, метель неожиданно прекратилась, и боги сняли с неба тяжелый, точно вязаный из черной шерсти, туман.

Муть исчезла. В синем небе засияло солнце. По свинцовой черноте пробежала радуга.

Дозорный мальчишка, радуясь то ли пробившемуся сквозь тучи солнцу, то ли тому, что мачта перестала трепать его, как ненужную тряпку, взвизгнул, словно попавший под ногу кутенок:

— Земля!