Путь Моргана

— Знаю, отец, но я волен думать так, как хочу, а я думаю, что правительству выгодно пристрастие народа к спиртному.

— Послушал бы тебя Джимми Тислтуэйт! — фыркнул Дик.

— Знаю, знаю — он в два счета опроверг бы мои доводы, — отозвался Ричард. — Успокойся, отец! Я просто шучу.

— Пег, приструни своего мужа!

Пег обернулась с такой изумительной улыбкой на лице, что у Ричарда перехватило дыхание — как она изменилась! Неужели бедам, череда которых началась в его семье, когда Пег отказалась переселяться в Клифтон, пришел конец? С тех нор как Ричард потерял все деньги и стало ясно, что «Герб бочара» — их единственное пристанище, Пег излучала неподдельную радость и спокойствие.

Внезапно она выронила пустую кружку и с недовольным возгласом наклонилась за ней. И тут же воздух рассек вопль такой муки, что все собравшиеся в таверне вздрогнули; Пег выпрямилась, схватилась обеими руками за голову и рухнула на пол. Вокруг нее сразу же столпилось столько людей, что Дику пришлось проталкиваться сквозь толпу, чтобы опуститься на пол рядом с Ричардом, который держал голову Пег на коленях. Мэг присела с другой стороны, Уильям Генри взял мать за руку.

— Все напрасно, Ричард. Она мертва.

— Нет! Этого не может быть! — Ричард схватил жену за руку. — Пег, Пег, любимая! Очнись! Пег, поднимайся!

— Мама, мама, очнись! — вторил ему Уильям Генри, на глазах которого сверкали слезы. — Мама, очнись, и я обниму и поцелую тебя! Пожалуйста, ответь!

Но Пег лежала неподвижно, и никакими уговорами и пощипываниями не удавалось привести ее в чувство.

— У нее удар, — объявил вызванный кузен Джеймс-аптекарь.

— Это невозможно! — воскликнул Ричард. — Она еще слишком молода!

— И с молодыми людьми случаются удары. Так бывает всегда — сначала резкий взрыв боли, а потом потеря сознания и смерть.

— Нет, она жива, — упрямо твердил Ричард. Он никак не мог поверить в смерть любимой жены. Ведь она — часть его самого! — Не может быть, чтобы она умерла!

— Поверь мне, Ричард* она умерла. Она не подает никаких признаков жизни. Я приложил к ее губам зеркало, и оно не затуманилось. Я прослушивал ее сердце — оно замерло. Глаза закатились, — убеждал кузен Джеймс-аптекарь. — Смирись с волей Божией, Ричард. Позволь отнести Пег наверх и приготовить ее к погребению.

Мэг помогла аптекарю обмыть Пег, переодеть ее в воскресную одежду — платье из расшитого розового батиста, нарумянить ей губы и щеки, завить и уложить по последней моде волосы, натянуть лучшие чулки и обуть покойницу в воскресные туфли на высоких каблуках. Руки Пег сложили на груди, глаза давно были закрыты; она казалась совсем юной и мирно спящей.

Ричард долго сидел рядом с женой — так, чтобы не видеть лица пристроившегося тут же Уильяма Генри. Посмотрев друг на друга, они разрыдались бы от горя. Двое суток, до тех пор пока Пег не переложили в гроб и не увезли на кладбище при церкви Святого Иакова, комнату освещали лампы и свечи. За неимением более точного выражения эту смерть можно было назвать естественной. Собравшиеся родственники оказывали последние почести покойной, целовали ее еще пухлые губы, приносили соболезнования вдовцу, а потом спускались в таверну и рассаживались за поминальным столом. Никто из родных Ричарда и не думал проводить ночи у гроба; бристольские протестанты встречали смерть строго и молчаливо.

Долгие ночи Ричард маялся без сна в обществе родных и друзей, из-за перегородки не слышался храп — только сдавленные рыдания, шепот утешения и вздохи. Никто в доме не спал, кроме Уильяма Генри, который, наплакавшись, забылся беспокойным сном. Потрясение было так велико, что Ричард впал в оцепенение, но под толщей боли и скорби его мучили горечь и сожаления. «Если уж тебе было суждено умереть, Пег, почему это не произошло раньше, пока я не успел вложить деньги? Тогда я мог бы увезти Уильяма Генри в. Клифтон и больше не изнывать от вони рома. Я был бы сам себе хозяин».

На вторую ночь, в холодные предутренние часы Уильям Генри проснулся и босиком, в одной ночной рубашке подошел к отцу. Комнату освещало только слабое пламя свечей и ламп, поэтому покойница, лежащая на постели, выглядела такой же безмятежной и прекрасной, как в последние мину-

ты жизни. Поднявшись, Ричард принес теплое одеяло и две пары носков, заставил сына надеть их, потеплее укутал его ноги.

— Она кажется такой счастливой, — пробормотал Уильям Генри, утирая слезы.

— В момент смерти она была счастлива, — объяснил Ричард сдавленным голосом. Его глаза остались сухими. — Она улыбалась, Уильям Генри.

— Значит, я должен радоваться за нее, папа?

— Да, сынок. Неожиданной, но прекрасной смерти незачем бояться. Теперь мама на небесах.

— Я так скучаю по ней, папа!

— Я тоже, и это неудивительно. Ведь она всегда была рядом с нами. Теперь же нам придется научиться жить без нее, а это нелегко. Но не забывай, какой счастливой она выглядела. Казалось, горе ни на миг не касалось ее. Так оно и было, Уильям Генри.

— Зато у меня есть ты, папа. — Кутаясь в одеяло, Уильям Генри придвинулся ближе к отцу, положил кудрявую головку ему на плечо и всхлипнул. — У меня есть ты. Я не сирота.