— Видите ли, — сказал гость, — именно такой психический настрой мы и пытаемся исправить. Вы все больны, доктор Йоханнисон. Очень больны. Десятки тысяч ваших лет мы знали, что ваш биологический вид обладает огромным потенциалом. И для нас явилось глубоким разочарованием, что ваше развитие пошло патологическим путем. Бесспорно патологическим. — Он покачал головой.
Вмешалась Мерседес:
— До твоего прихода он сказал, что старается излечить нас.
— А кто его об этом просил? — пробурчал Йоханнисон.
Гость только улыбнулся:
— Мне дали это поручение очень давно, но подобные болезни плохо поддаются лечению. Ну, например, трудности общения.
— Но вот же мы общаемся! — упрямо заявил Йоханнисон.
— Да. В определенном смысле. Я использую ваши понятия, вашу кодовую систему. Все это очень убого. Я даже не могу объяснить вам истинную природу болезни вашего биологического вида. Пользуясь вашими понятиями, я определил бы ее как болезнь духа.
— Хм!
— Своего рода социальный недуг, и очень коварный. Вот почему я так долго колебался, прежде чем взяться за лечение. Но весьма прискорбно, если из-за случайности столь потенциально даровитая раса, как ваша, будет для нас потеряна. На протяжении тысячелетий я пытался действовать через посредство нескольких личностей в каждом поколении, от природы невосприимчивых к общей болезни. Философы, моралисты, воины, политики. Все те, кто лелеял идею всемирного братства. Все те…
— Ладно! Вы потерпели неудачу. На этом остановимся. А теперь, быть может, вы попробуете рассказать мне о вашей расе, а не о моей.
— Что я могу сказать, чтобы вы поняли?
— Откуда вы. Начнем с этого.
— У вас нет подходящего понятия. Я не из какого-либо места во дворе.
— Каком дворе?
— Во Вселенной, имел я в виду. Я извне Вселенной.
И снова вмешалась Мерседес, наклоняясь вперед:
— Алекс, как ты не понимаешь! Предположим, ты высадился бы где-нибудь на Новой Гвинее и стал бы общаться с туземцами при помощи телевизора. То есть с туземцами, которые никогда никого не видели, кроме членов собственного племени. Сумел бы ты объяснить, что это не ты сам, а только изображение, которое может появляться и исчезать? Объяснить, откуда ты, если вся Вселенная для туземцев исчерпывалась бы их островом?
— Ладно! Значит, мы для него дикари, так? — сердито спросил Йоханнисон.
— Ваша жена оперирует аналогиями, — сказал посетитель. — Разрешите, я договорю. У меня больше нет возможности подталкивать ваше общество к тому, чтобы оно исцелилось само. Болезнь зашла слишком далеко. Я намерен внести изменения в психологические слагаемые расы.
— Каким образом?
— Для объяснения нет ни слов, ни понятий. Вы заметили, что мы обладаем действенным контролем над физической материей. Прекратить радиоактивность было просто. Чуть сложнее оказалось устроить так, чтобы все, включая книги, отвечало бы миру, в котором радиоактивности нет. Еще сложнее было стереть все связанное с радиоактивностью в сознании людей, и на это потребовалось больше времени. В данный момент на Земле нет урана, и никто о нем никогда ничего не слышал.
— Кроме меня, — пробормотал Йоханнисон. — А как насчет тебя, Мерси?
— Я тоже помню, — сказала Мерседес.
— Вы двое составили исключение по определенной причине, — объяснил гость. — Как еще около сотни мужчин и женщин по всему миру.
— Радиоактивность исчезла! — повторил Йоханнисон. — Навсегда?
— На пять ваших лет, — ответил гость. — Пауза, и только. Просто пауза — или, если хотите, период анестезии, чтобы я мог прооперировать расу, не опасаясь атомной войны. Через пять лет радиоактивность вернется вместе со всем ураном и торием, в данный момент не существующими. Но знания не вернутся. Вот тут-то и потребуетесь вы. Вы и подобные вам. Вы постепенно передадите эти знания миру.
— Та еще работка! Нам потребовалось пятьдесят лет, чтобы достигнуть нынешнего уровня. Пусть второй раз времени потребуется меньше, почему бы не вернуть и знания разом? Вы ведь это можете, верно?
— Операция, — сказал гость, — будет серьезной. Потребуется не менее десятилетия, прежде чем минует опасность рецидива. А потому мы специально хотим, чтобы знания восстанавливались медленно.
— Но как нам понять, когда настанет время? — спросил Йоханнисон. — То есть когда операция будет завершена?
Гость улыбнулся:
— Когда время настанет, вы поймете. Не сомневайтесь.
— Черт знает что! Ждать пять лет, чтобы у тебя в мозгу ударил гонг! А что, если он так и не ударит? Что, если ваша операция окажется неудачной?
— Будем надеяться, что она удастся, — произнес гость очень серьезно.
— Но если нет? Не можете ли вы временно очистить и наши сознания? Чтобы мы жили нормально до того момента?