Путь ко Христу

– Что ты говоришь, генацвале, что у нас в Грузии вера ослабла? Нет. У нас в Грузии все верующие. Если бы ты мог понимать разговор наших людей, то у них Бог не сходит с языка. «Клянусь Богом!» – говорят они. Когда подходит праздник или болеет кто, так сразу покупают барана и тащат к церкви. Там его режут во дворе и кушают шашлык, пьют вино и говорят: «Бог! Ты видишь, как мы Тебя любим, даже не пожалели такого прекрасного барана, поэтому сделай так, чтобы наш маленький бичо Зурико поправился и больше не болел». Поп, как свидетель, тоже с нами кушает шашлык и пьет вино. Шкуру с собой не берем, а вешаем на дереве, чтобы Бог не забывал, что раз баран съеден, значит маленькому Зурико надо помочь. Да наш народ – самый верующий на земле! Если бы ты видел, что творится на Георгобу – праздник в честь святого Георгия. Всю неделю подряд в Кахетию ко храму «Алла Верды» съезжается народ. Кто на машине, кто на арбе. Все везут баранов и бурдюки с вином. Десятки тысяч окружают этот большой храм. Темная ночь, горят костры, на них кипят громадные котлы. Всю ночь трудятся мясники, режут баранов, кровь льется рекой, громоздятся горы бараньих голов, горы потрохов. Кипят котлы, варится мясо, жарятся шашлыки. В храме «Алла Верды», таком большом, что туда может въехать грузовая машина и, сделав круг, выехать обратно – так там идет богослужение при участии целых полков попов, архиереев и двадцати трех митрополитов. Они одеты, как цари. Золото на них так и сверкает. Клубами к куполу поднимается кадильный дым иерусалимского ладана. Громадный хор ревет так, что стены дрожат и его слышно за километр. Несколько дней мы так пребываем, едим мясо, выпиваем целый океан вина, грузинским многоголосьем поем наши песни. Так мы прославляем святого Георгия. Вот такая наша вера. Это не то, что у вас, когда, поставив в церкви копеечную свечку, вы думаете, что Бог вам все устроит. К примеру, возьми целого барана, возьми тысячу баранов, и что Бог скорее увидит: тысячу баранов или копеечную свечку?

Я рассердился и ответил ему:

– Бог увидит барана Ашота, который говорит такие глупости.

– Вот то-то же! Тебя заело, что я правду сказал. Наша вера старше вашей веры на 600 лет.

Так говорил умирающий Ашот, посрамляя меня древностью веры и баранами. А меж тем он жил и кормился от неправедных дел. В те еще советские времена он уже тайно занимался частным предпринимательством, за которое мог получить срок, и вероятно, немалый, но срока он не получал, потому что все у него было схвачено, везде смазано и везде сидели чиновники, у которых глаза и рты были залеплены денежными купюрами. Под началом Ашота была целая команда, которая демонтировала на старых петербургских кладбищах ценные памятники на могилах богатых и именитых людей. В укромном месте, в мастерской шлифовки снимали старые надписи и по желанию заказчика наносили новые, золотили их и отлично делали штриховые портреты состоятельных духанщиков, рыночных королей и вообще всех, у кого водились деньжонки. Некоторые денежные воротилы еще при жизни заказывали себе памятники, впрок. Большинство памятников уходило в Закавказье, и кто посещал кладбища больших тамошних городов, уходил, пораженный роскошью и помпезностью различных надгробий из мрамора, гранита и лабрадора. Так памятники обретали вторую жизнь и уже не стояли на респектабельных петербургских кладбищах на могилах сенаторов, аристократов и купцов, а были воздвигнуты над прахом богатых духанщиков, коммерсантов, хозяйственных воротил и партийных бонз.

Придите сейчас на старые кладбища Петербурга и посмотрите, в каком они жалком, разграбленном состоянии. Кстати, к этому приложили руку еще в советские времена и правители города, стерев с лица земли большое Митрофаньевское кладбище, Стародеревенское кладбище, урезав Никольское и Смоленское кладбища и уничтожив еще целый ряд других. Это варварство бесспорно было порождено политикой безбожия в стране.

Когда Ашот приезжал в свое родное село, то из дальней древней церкви Нино-Цминдо приходил старичок-священник Мераби и укорял, и обличал Ашота, говоря, что большой грех он творит и Бог ему этого не простит ни в этой жизни, ни в будущей. И пусть Ашот всегда помнит, что смерть грешника люта. Но Ашот на эти замечания и в ус не дул, а посмеивался и продолжал грабить старые ленинградские кладбища, оставляя только аляповатые бетонные кресты. Но зато около его родного села вырастал роскошный пантеон из гранитных и мраморных надгробий.

Несмотря на его заигрывания, царственная докторша явно не благоволила Ашоту и всегда холодно отвечала на все его льстивые домогательства.

Когда он выписывался из клиники, его пришли встречать несколько молодцев, нагруженных коробками шоколадных конфет, бутылками шампанского и букетами роз. В отделении был устроен небольшой сабантуйчик. Медсестры и врачихи были одарены коробками конфет и букетами роз. Перед отъездом он просил меня зайти к нему и осмотреть какую-то редкую икону, так как сам он в этом не разбирался и хотел по этой иконе иметь точную информацию.