Путь к золотым дарам

   — В клочки их разорву и по лесу разметаю! А за тобой буду в чаре следить. Чтобы тебя ни навка, ни бесовка, ни богиня карпатская не причаровала... Слушай, Вышата, может, ты со мной поедешь, а в поход вместо тебя — Авхафарн? Он ведь тоже хранитель Огненной Чаши, а с друидами у сарматских жрецов старинная вражда.

Вышата хотел было ответить, но тут между двумя идолами задрожал воздух, и в нём проступило хорошо знакомое волхву лицо Флавия Ситалка.

   — Да светит тебе Солнце, Вышата!

   — Да светит Солнце всем людям!

Внимательно выслушав рассказ фракийца, волхв понял: без него, Вышаты, мага из Братства Солнца, в походе не обойдутся. Потому что в дело вмешалась сила гораздо опаснее друидов и лесных колдунов — чернокнижная мудрость больших городов, где знание заменяет честь, совесть и род с племенем.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ЧЁРНЫЙ ХРАМ НА ЧЁРНОЙ ГОРЕ

ГЛАВА 1 Царь кельтов и царь росов

Три всадника ехали берегом тихой, прятавшейся в густых камышах речки Суботи. Кони у всех троих были боевые, породистые, сбруя блестела чеканными серебряными бляхами. Пояса и ножны мечей и акинаков в лучах летнего солнца сияли золотом и бирюзой. На коротких красных плащах были вышиты золотом тамги, известные всей Сарматии. Старший из всадников — немолодой уже, с хитроватым курносым лицом. Второй — молодой, с крупными упрямыми скулами и острой чёрной бородой. На шеях у обоих были золотые гривны с конскими головами на концах.

У третьего, самого младшего, волосы были не тёмные, как у первых двух, а золотистые. Тонкие усы, закрученные на концах, змеились над губой. Голубые глаза смотрели на мир весело и отважно. Молодое лицо казалось доверчивым и беззаботным, но в юноше чувствовался опытный воин, которого ни один враг не застанет врасплох. Гривна у него оканчивалась львиными головами, как у древних скифских царей. На обложенных золотом ножнах меча терзали друг друга грифоны, крылатые барсы, драконы, а на рукояти объедал виноградные лозы добродушный медведь. Многие в степи завидовали этому мечу индийской стали — подарку Куджулы Кадфиза.

   — Ты хорошо устроился, Ардагаст, — сказал старший. — Кони, коровы, овцы... Разбираешься в скотине, как настоящий сармат.

   — А я и есть сармат из рода Сауата-Черных, — гордо ответил золотоволосый.

   — Это по матери, а по отцу ты венед, и тоже настоящий. Пшеница у тебя — золото. Я и в этом понимаю, возле моей столицы хлеб сеют скифы. И сады хорошие, только одичали малость, а так от яблок ветки ломятся.

   — А сколько зверья и птицы в лесах, в плавнях, а рыбы в Тясмине и Днепре! — восхищённо подхватил скуластый.

   — Рыбу и дичь добывают мои голядские рабы — им, лесовикам, это привычно. А осенью посеют озимые.

   — Говорят, многие сбежали? — осведомился старший.

   — Пусть хоть все уходят, когда заработают на выкуп, — махнул рукой золотоволосый. — Только кто их там, на Десне, ждёт? Их земли уже заняли северяне.

Он вдруг резко остановил коня и указал рукой на гору, где поднимались валы древнего городища:

   — Вы видели мои владения снизу. А теперь взгляните сверху, как смотрят боги!

Фарзой, великий царь сарматов-аорсов, первым въехал в ворота городка, от которых остался лишь проход в поросшем травами валу. За ним — его сын и наследник Инисмей. И последним — Ардагаст, царь росов и венедов.

Городище пустовало два десятка лет. Брёвна частокола давно растащили на дрова, от белёных мазанок остались одни полуобвалившиеся стены, но кто-то старательно выкашивал весь бурьян. Судя по черневшим кострищам, здесь не раз то ли пировали, то ли приносили жертвы богам. Ардагаст спрыгнул с коня, легко взобрался на вал. Великий царь с царевичем последовали за ним.

С вершины горы открывался величественный вид. На севере серебряной полосой в зелёной оправе пойменных зарослей блестел Тясмин. На западе над бескрайним морем лесов вздымалась гора, увенчанная валами Моранина-града. На юге наливавшиеся желтизной хлеба постепенно переходили в зелень степи. Наезженная дорога уходила на юг, к небольшому городищу, и дальше — к причудливому сооружению вроде маленького городка, от которого вытягивались вперёд, навстречу путнику, несколько пар валов. А при впадении Суботи в Тясмин весело белели крытые камышом мазанки, среди которых выделялась самая большая — жилище царя росов, хозяина этого древнего и богатого края, где Лес и Степь сошлись непримиримо и неразделимо. Ардагаст гордо обвёл рукой раскинувшиеся просторы: