"На стоянке в Порт-Саиде мы узнали, что через Суэцкий канал скоро должен пройти германский пароход с контрабандой для Японцев — в виде 236 полевых орудий. Кроме этого, там же нам указывали на два английских судна с контрабандой. Мы уже предвкушали радость — иметь возможность изловить их; принести осязаемую пользу России и поправить свои материальные дела: по сделанному подсчету из взятого приза на долю офицеров приходилось бы чуть ли не по 10.000 р., а на долю командира — около 300.000 р. Но тут повторилась известная история со шкурой медведя, который еще не был убит… Наш консул в Суэце тоже передавал нам о судах с контрабандой. Однако перед самым уходом из Суэца была получена телеграмма Великого Князя Алексея Александровича. В ней говорилось, что неудобно было бы произвести захват судов в Красном море, и предлагалось поймать их лучше в Индийском океане. Текст телеграммы был написан не в форме ясного приказания, а скорее в форме уклончивого совета. Словом, вся ответственность за неудачу и другие последствия перекладывались на голову нашего отряда… На полпути от Суэца до Джибути, мы должны были остановиться в Красном море из-за "Изумруда", у которого опять оказались крупные неисправности в питании котлов водою. Простояли мы среди канала около 14 часов; и в это время мимо нас спокойно прошли как раз те самые суда, на которые нам указывали, что они везут контрабанду. "Шкура медведя" ускользала из под носа, а "Изумруд" вел себя так отвратительно, что не заслуживал названия и булыжника… Волновались, ругались, но поделать ничего не могли. Еще большая неприятность ожидала нас в Джибути: там консул передал нам телеграмму, управляющего морским министерством, в которой сообщалось, что когда мы стояли в Суде, через канал должен был пройти пароход, который вез контрабанду для Японцев в виде орудий. Мы должны были перехватить этот груз; а он, ничуть не стесняясь, прошел мимо нас, когда мы о нем совсем не думали и расположились чиниться, да ремонтироваться… Если бы мы захватили этот груз, то была бы первая наша победа. Когда под Мукденом Русскими были взяты 10 орудий у Японцев, об этом трубили с неделю. А тут самым возмутительным образом мы дали уйти 236 орудиям, которые прошли у нас прямо под носом"!..
Перед тем как отряду Добротворского подлежало придти на соединение с эскадрой Рожественского, в письме нашего товарища к его брату читаем следующее:
"На отряде идет чистка, мойка, наводят показной блеск… Снаружи мы будем чисты, но внутри… Перила будут блестеть, a все шарниры заржавели. Хотим чистить трюмы в кочегарках, но не можем; наших кочегаров взяли наверх чистить показную медь; а в трюмах скопилось изрядно грязи, начинается зловоние… А как принимали наш крейсер! Кое-как, на скорую руку, без испытаний… Многие работы совсем не были приняты. И результаты сего такие: 1) крейсер "с иголочки" вынужден, как старое парусное судно, брать к себе на борт живой скот, т. к. сохранять мясо в свежем виде на нем нет никакой возможности; 2) поставлены вентиляторы, но только они не под силу моторам, а потому дают мало воздуха, делают работу в кочегарках невозможной и напрасно мучают людей; 3) опреснители дают слишком мало воды, и мы принуждены ее страшно экономить"… И так далее, все в том же роде.
МАШИННАЯ ВАХТА В ТРОПИКАХ[241]. "Солнце вертикально над головой… Нестерпимый зной… От постоянного пота почти вся команда, мывшая себя соленой водой, болела тропической сыпью, нарывами… В полуденные часы из-за жары запрещал производить погрузку угля даже сам Рожественский… Насколько же невыносимо на броненосцах в такое время "в машинах": над ними — накаленная броня с общей толщиной дюйма в 4, кругом — раскаленные трубопроводы, сепараторы, детандеры… Даже вдувная и выдувная вентиляция, производимая электрическими ветрогонами, делала пребывание "в машинах" возможным только для команды и механиков. Заметное действие вентилятора было ощутимо только вблизи него; а немного в сторону от него, казалось, стоит все та же удушливая неподвижная атмосфера"…
"У машинных "ручек" внизу, на уровне туловища температура держалась обыкновенно около 45–47 градусов Реомюра. Пойти на индикаторные площадки нечего было и думать, там было от 66 до 70 градусов"…
Если вступающий на вахту механик, спустившись в машину, видел все предметы довольно ясно, то можно было надеяться отстоять вахту без чрезмерных страданий. Но дело было совсем иное, и вахта обещала быть особенно жестокой, когда, при входе в машинное помещение, оно оказывалось как бы в тумане от испаряющегося масла".
"Машинисты на вахте носили только брюки и коты на ногах; торсы, облитые потом, были голы, или же на них были надеты сетчатые безрукавки, "нателки"…