To заботы о Владивостокской крепости, сполна еще не оборудованной, мы отводили на второй план, а с лихорадочной поспешностью в расходовании колоссальных сумм начинали созидать на арендованной земле новую крепость П.-Артур и военный порт при ней. Этот порт был слишком мал, у него не было обширного закрытого рейда; а вследствие резкого прилива и отлива, он был совершенно непригодным для пребывания в нем гигантов-броненосцев и больших крейсеров…
To мы спешно занялись сооружением международного коммерческого порта в городе Дальнем, истратив на эту ненужную и вредную для интересов самой России затею от 20 до 30 миллионов рублей, истратив их прежде окончания необходимейших фундаментальных работ в Артурской крепости и ее порте[19]…
To мы начали широко содействовать развитию частных лесных промыслов в Корее на р. Ялу, захваченных промышленниками и авантюристами при помощи наших военных отрядов, отданных в полное распоряжение этих господ местной властью…
Южная часть острова Сахалин, обладающая богатейшими горными и рыбными промыслами и отнятая теперь от нас Японией, была отдана раньше в руки нашей бюрократии; но она не использовала этот остров с его природными богатствами для насаждения там культурной работы и для удовлетворения всего нашего восточного побережья и нашей тихоокеанской эскадры своим сахалинским каменным углем, имеющим хорошие качества; она ограничилась только устройством на нем… ссыльно-каторжной колонии, все время лежавшей тяжелым бременем на государстве…[20]
Ha постройку восточно-китайской железной дороги было нами истрачено до 800 миллионов рублей. Эта страшная уйма народных денег необыкновенно ловко была пропущена из казны через наше министерство финансов почти бесконтрольно. Тогдашнее министерство Витте посылало в государственный контроль только результаты того, что бесповоротно уже совершилось…[21] Эта "золотая" дорога была проведена по китайской территории. Пришлось дорогу охранять. Для устройства надежной охраны надо было занять страну русскими войсками и быть готовым ко всем последствиям, отсюда происходящим…[22]
"Оккупация Маньчжурии стоила России больших денег, и ничего нам не приносила. Это была одна из затей самовластного режима и хищной бюрократии. Некоторое время мы ублажали себя мыслью, что все обойдется одними расходами, и что кровопролития не последует. Но вдруг весною 1900 г. разнеслась весть о боксерском восстании в Китае и о бомбардировке фортов Таку. Весть об этих неожиданных событиях произвела такое впечатление на графа М. Н. Муравьева, бывшего тогда министром иностранных дел, что его хватил паралич, и он внезапно скончался; говорили даже о самоубийстве… Нашей дипломатии предстояла после этого сложная задача: ей предстояло убедить Китай — ничего не предпринимать против нашей жел. дороги, которая проходит по его территории, а Японию — снисходительно смотреть, как в П.-Артуре мы сосредоточиваем эскадру, которая, по задуманной нами программе, в 1905 г. должна была стать сильнее японской". За разрешение этой дипломатической задачи взялись две группы деятелей, которые работали одновременно в двух противоположных направлениях: во главе одной группы, державшейся системы уступок (Китаю — в Манчжурии, а Японии — в Корее), стояли представители правящих ведомств, а именно — Витте, как министр финансов, гр. Ламздорф, как министр иностранных дел, и Куропаткин, как военный министр; а другая группа, придворная, имела во главе статс-секретаря Безобразова и считала, что у России есть одно только средство предотвратить войну с Японией — это держать ее в страхе, парализовать ее воинственные замыслы, сосредоточив на Д. Востоке грозную силу. Как эти две группы деятелей "работали" каждая в своем направлении, иногда не выполняя даже и Высочайших повелений, и как под видом "интересов России" на Д. Востоке культивировались, на самом деле, интересы банкиров Ротштейна и Ротшильда, рассказ об этом помещен в журнале "Mope", 1906 г., №№ 43 и 44, в статье дипломатического агента Ю. Карцова.
Ha Д. Востоке не всегда была у нас на высоте своего положения и высшая местная исполнительная власть, удаленная от призрачно повелевающего ею центра на многие десятки тысяч верст[23]: она шла сюда редко на работу, а чаще на беззаботное и привольное житье; она развивала и поощряла стремление к наружному, показному блеску и представительству вместо полезной деятельности; она сквозь пальцы смотрела на многое, явно вредное для государства; она откровенничала и свободно показывала "будущему врагу" нашему и то, что ему вовсе не следовало знать; она потворствовала стремлениям чиновных и высокопоставленных авантюристов к захвату ими чужой собственности, снабжая их для этого даже отрядами военной силы; а главное, она всегда смотрела на кошелек народный, как на чудодейственный и неисчерпаемый источник, из которого можно брать сколько угодно и вовсе не заботиться со своей стороны о его пополнении…