Читаем Путь к славе, или Разговоры с Манном полностью

Ослабевшая, усталая Томми выскользнула из моих объятий, вернулась на диван — смотреть на комика в платье. Она не смеялась, не улыбалась — просто молча купалась в монохромном свете от экрана. Тут было и смирение, и протест. Она уступила мне — но уступила, как бы давая при этом пощечину. Ну вот, я смотрю. Делаю вид, будто мне интересно. Доволен?

Я не был доволен. Я, сам того не желая, обидел ее. А обидеть Томми было все равно что взять бритву и отрезать кусок от самого себя: ее боль была моей болью.

Томми перестала спорить, но наш разговор еще не закончился, он просто замер на время. С тех пор нас постоянно преследовала эта тема — искусство или коммерция? Быть чем-то или говорить что-то? Для нас с Томми спор стал нашим внебрачным ребенком, которого нельзя было надолго оставлять без присмотра.

* * *

— Си-би-эс? Си-би-эс! — Я бы повторял это снова и снова, если бы мог на новый лад выразить свое удивление и возбуждение. Но вместо этого — от удивления и возбуждения — принялся повторять: — В пятницу? В эту пятницу!

Сид:

— Джеки…

Фрэн уже очутилась в моих цепких объятьях, я закружил ее по тесному кабинету Сида.

— Си-би-эс приедет нас слушать!

— Я слышала, — пропищала Фрэн с закрытыми глазами — чтобы не закружилась голова.

— Джеки… — Голос Сида едва долетал до меня туда, куда я унесся.

А унесся я в воскресный вечер, недели на две или на месяц вперед. Я унесся на сцену к Эду Салливану, который пытался — изо всех сил, но безуспешно пытался — утихомирить разошедшуюся публику, когда закончилось мое первое телевыступление на всю страну, от западного побережья до восточного. И вот что я вам скажу: едва эта сцена привиделась мне в мечтах, я сразу же решил, что этого слишком мало. Быть гостем в программе? А как насчет собственной программы? Как насчет такого — «Эстрадный час с „Колгейт“ и Джеки Манном»? Или такого — «Праздничная церемония „Жиллетт“ с Джеки Манном»? Пока я так фантазировал, мне было плевать, что до той поры единственным чернокожим, имевшим свою программу на телевидении, был Нэт Кинг Коул, а он — одна из крупнейших американских звезд, потому и получил ее. И все-таки, стоило ему получить эту программу, как Америка сразу же прекратила показывать его черную задницу по всем другим каналам. Конечно, Кинг был звездой, прирожденным талантом, но Страна Свободных и Родина Смелых… Уж лучше они будут смотреть сериал о Лесси.

Может, эта история сулила мне мало хорошего, но мои мечтания были круче любых метаморфоз реальности, какие когда-либо могли возникнуть на моем пути.

— Си-би-эс! Грандиозно, Сид. Ну, скажи…

Я опустил Фрэн на пол. Она выскользнула из моих рук, неловко прислонилась к стене, выпрямилась. Впрочем, я почти не обратил на это внимания. Я смотрел на Сида. Вид у Сида был какой-то неважный. Я-то от ликования был на седьмом небе, а у Сида вид был такой, будто его мутит.

— Что такое? — спросил я, боясь спрашивать что-либо еще.

— Ну… Дело в том… — Сид изо всех сил выдавливал из себя слова, но разговор явно был для него пыткой.

— Что такое?

— Они приедут слушать Фрэнсис… Только Фрэнсис.

Вот так.

— Мне не хотелось, чтобы ты узнал об этом из вторых рук. Мне не хотелось… Вы с Фрэнсис настоящие друзья, и мне не хотелось, чтобы ты подумал…

Вот так. На какой-то миг я позволил своим фантазиям ожить, и их тотчас же у меня похитили, их растоптали. Я боялся встречаться глазами с Сидом и Фрэн. Я не мог смотреть на них, так мне было стыдно за то маленькое представление, которое я только что устроил — визжал как девчонка, вообразив на один сумасшедший миг, что какой-то телевизионный чиновник или искатель талантов захочет иметь дело с Джеки Манном. С какой это стати? С какой стати вообще кто-то захочет иметь хоть что-то общее с… каким-то черномазым ничтожеством.

Мне было больно. Физически больно. Меня опутала острая, как бритва, нескончаемая колючая проволока унижения, и я корчился от боли. Я вспоминал многочисленные отцовские побои, но сейчас пощечины, оплеухи и подзатыльники, которые он обрушивал на мою голову, казались чепухой по сравнению с этим ударом, нанесенным моей душе.

Голоса.

Голоса надо мною. Фрэн и Сид. Я слышал их из глубокой ямы, на самое дно которой свалился.

— Ты можешь с ними поговорить?

— Я пытался. Я пытался го…

— Три минуты. Попроси их послушать Джеки только три минуты…

— Они знают Джеки, знают про него.

— Тогда они знают, какой он смешной. Ну, так что им стоит послушать всего пару минут…

— Дело не в том, что они не… Они сказали… Они сообщили мне, что не…

Я пробормотал:

— Что у них ничего нет для негров. — Вот она, правда. Мне надоело слушать их недомолвки, и я сказал это. — Фрэн, при чем тут смешной или не смешной. Я же негр! Они не собираются показывать негров по телевизору — а, Сид?

— …Нет.

Нет. Где уж тут сомневаться. Но, будь я Лесси…

Фрэн ничего этого не слышала — а если слышала, ей было все равно:

— Поговори с этими ребятами, Сид. Скажи им — если они не прослушают Джеки, тогда им не…

Тут мне следовало вмешаться, не дать Фрэн совершить харакири, не дать загубить собственную карьеру.

Перейти на страницу:

Все книги серии Английская линия

Как
Как

Али Смит (р. 1962) — одна из самых модных английских писательниц — известна у себя на родине не только как романистка, но и как талантливый фотограф и журналистка. Уже первый ее сборник рассказов «Свободная любовь» («Free Love», 1995) удостоился премии за лучшую книгу года и премии Шотландского художественного совета. Затем последовали роман «Как» («Like», 1997) и сборник «Другие рассказы и другие рассказы» («Other Stories and Other Stories», 1999). Роман «Отель — мир» («Hotel World», 2001) номинировался на «Букер» 2001 года, а последний роман «Случайно» («Accidental», 2005), получивший одну из наиболее престижных английских литературных премий «Whitbread prize», — на «Букер» 2005 года. Любовь и жизнь — два концептуальных полюса творчества Али Смит — основная тема романа «Как». Любовь. Всепоглощающая и безответная, толкающая на безумные поступки. Каково это — осознать, что ты — «пустое место» для человека, который был для тебя всем? Что можно натворить, узнав такое, и как жить дальше? Но это — с одной стороны, а с другой… Впрочем, судить читателю.

Али Смит , Рейн Рудольфович Салури

Проза для детей / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Версия Барни
Версия Барни

Словом «игра» определяется и жанр романа Рихлера, и его творческий метод. Рихлер тяготеет к трагифарсовому письму, роман написан в лучших традициях англо-американской литературы смеха — не случайно автор стал лауреатом престижной в Канаде премии имени замечательного юмориста и теоретика юмора Стивена Ликока. Рихлер-Панофски владеет юмором на любой вкус — броским, изысканным, «черным». «Версия Барни» изобилует остротами, шутками, каламбурами, злыми и меткими карикатурами, читается как «современная комедия», демонстрируя обширную галерею современных каприччос — ловчил, проходимцев, жуиров, пьяниц, продажных политиков, оборотистых коммерсантов, графоманов, подкупленных следователей и адвокатов, чудаков, безумцев, экстремистов.

Мордехай Рихлер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Марш
Марш

Эдгар Лоренс Доктороу (р. 1931) — живой классик американской литературы, дважды лауреат Национальной книжной премии США (1976 и 1986). В свое время его шедевр «Регтайм» (1975) (экранизирован Милошем Форманом), переведенный на русский язык В. Аксеновым, произвел форменный фурор. В романе «Марш» (2005) Доктороу изменяет своей любимой эпохе — рубежу веков, на фоне которого разворачивается действие «Регтайма» и «Всемирной выставки» (1985), и берется за другой исторический пласт — время Гражданской войны, эпохальный период американской истории. Роман о печально знаменитом своей жестокостью генерале северян Уильяме Шермане, решительными действиями определившем исход войны в пользу «янки», как и другие произведения Доктороу, является сплавом литературы вымысла и литературы факта. «Текучий мир шермановской армии, разрушая жизнь так же, как ее разрушает поток, затягивает в себя и несет фрагменты этой жизни, но уже измененные, превратившиеся во что-то новое», — пишет о романе Доктороу Джон Апдайк. «Марш» Доктороу, — вторит ему Уолтер Керн, — наглядно демонстрирует то, о чем умалчивает большинство других исторических романов о войнах: «Да, война — ад. Но ад — это еще не конец света. И научившись жить в аду — и проходить через ад, — люди изменяют и обновляют мир. У них нет другого выхода».

Эдгар Лоуренс Доктороу

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги