Путь к себе. Отчим

Осмотрев школу со всех сторон, Сережа и Варя подошли к своему излюбленному месту у чугунной ограды набережной. Вдали и правее гостеприимно приподнял ворота железнодорожный мост, пропуская черноморский величественный теплоход. Ему навстречу мчался стремительный катерок.

— Все-таки Дон широкий! — сказала Варя, провожая катерок синими распахнутыми глазами.

— Подумаешь… широкий! Переплыть — раз плюнуть. — Растопыренной пятерней Сережа зачесал вверх короткие выгоревшие волосы.

— Не люблю хвастунишек, — продолжая внимательно смотреть на катерок, идущий наперерез волне, сказала Варя и погладила загорелой, в золотом пушке, рукой бетонную тумбу ограды.

— А я и не хвастаюсь! — оскорбленно воскликнул Сережа. — Просто пустяк переплыть…

— Какой бесстрашный! — все еще иронически, но вовсе не желая обидеть, улыбнулась Варя, никак не ожидая, что за этим последует.

Сережа мгновенно сбросил с себя рубаху, изрядно измятые брюки, сандалеты в царапинах от острых камней. Оставшись в одних трусах, перелез через чугунную ограду и, сложив руки над головой, ринулся вниз, в воду. Поплыл саженками, быстро и сильно взмахивая руками, свирепо разбрызгивая воду.

Ему казалось, что он достиг середины реки, а на самом деле до нее было еще далеко.

Ну и широк же Дон! Но отступать поздно, и Сережа продолжал упрямо рассекать руками воду, чувствуя все большую усталость.

Промчавшаяся на Таганрог «ракета» поднята высокие волны. Одна из них накрыла Сережу с головой, потянула вниз. Он лихорадочно все же вынырнул, но тут силы вовсе оставили его, — и Сережа начал судорожно ловить ртом воздух.

«Все! Тону!» — подумал он с отчаянием и, страшным усилием воли заставив себя всплыть, последний раз глотнул воздух.

Перед глазами промелькнуло мамино заплаканное лицо, голос Виталия Андреевича потребовал: «Держись, держись!» Но тело, став свинцовым, уходило все глубже, и только неуместная мысль еще соединяла Сережу с тем, что оставалось наверху: «Вот Варя напугается».

Перестав даже барахтаться, покорившись неизбежному, Сережа словно сквозь сон почувствовал, как чья-то сильная рука настойчиво начала подталкивать его снизу вверх.

Лишь на берегу он пришел в себя. Приоткрыв глаза, увидел, что лежит лицом к небу возле чугунной тумбы. Тело его судорожно сжималось и разжималось, изо рта, ушей, носа извергалась вода.

Какой-то парень в тельняшке — Лепихин так и не успел его запомнить — сделал еще несколько взмахов Сережиными руками, поднимаясь с колена, сказал:

— Добре пацан наглотался! — И ушел.

Толпа, собравшаяся вокруг «утопленника», растаяла, и только встревоженная, растерянная Варя склонилась над ним.

— Сереженька, тебе плохо? — виновато и жалобно спросила она.

Сережа поднялся с каменной плиты. Его еще подташнивало.

— Пойду домой, — непослушным, заплетающимся языком сказал он.

— Я тебя провожу, — предложила Варя.

Ее поразил зеленовато-синий цвет лица Сережи. Волосы его, казалось, поредели, глаза ввалились.

— Нет, не надо. Я сам…

Варя поняла: Сереже стыдно и неприятно, что она видела его таким беспомощным.

— Ну хорошо, хорошо, иди! — торопливо, пожалуй, слишком торопливо сказала она.

Еще постояла у ограды, глядя вслед.

Погода вдруг резко изменилась: горячий ветер с Черных земель погнал клубы пыли, завихрил воронками по набережной, принес запах выжженной степи. Дон сразу поблек, словно пропитался пылью. Она заскрипела на зубах Вари, придала сероватый оттенок ее загару, золотистым волосам.

«Ну что за дурачок! Прыгнул, чтобы доказать взрослость…» — подумала она и медленно пошла домой, коря себя за то, что не удержала Сережу от безрассудного поступка.

То и дело останавливаясь и отдыхая, Сережа преодолел крутой подъем и наконец добрался домой.

Раиса Ивановна, увидя его осунувшееся лицо, встревожилась:

— Ты что? Заболел?

— Пустяки. Голова немного болит, — вяло ответил Сережа.

Раиса Ивановна дала ему таблетку, уложила на диван, и Сережа сразу уснул. Мать с тревогой поглядывала на него. Что бы это могло быть? Явно от недоедания. Он может сутками не есть. Ему просто лень жевать, тратить время на подобную ерунду.

Правда, Виталий Андреевич успокаивал ее: «Еще ни одно юное существо добровольно не умирало от голода. Захочет — сам возьмет».

За последние месяцы Сережа очень вырос. Теперь, когда он стоял рядом с ней, то поглядывал сверху вниз. Наливающиеся силой руки нелепо высовывались из рукавов пиджака. Брюки очень быстро делались короткими, и Раиса Ивановна с отчаянием говорила, что на этого верзилу не напасешься ни одежды, ни обуви.