Путь к себе

И он стал утомительно подробно рассказывать, как он заботится о своей старой матери, о своих детях, которые живут у его больной сестры, потому что жена его заболела и умерла здесь, в Сибири. И что он поехал снова сюда только потому, что хотел заработать больше денег, чтобы обеспечить старость своей матери, вылечить больную сестру и дать хорошее образование своим детям. И что заработок здесь, конечно, лучше, чем в Литве, но и жизнь дороже, и если посчитать все расходы на такую длинную дорогу, то почти нет никакой выгоды приезжать сюда, в эту холодную страну. И это очень обидно, потому что он видит, как другие люди добывают очень большие деньги, но эти большие деньги они не умеют обратить на пользу себе и своим близким, а глупо и нерасчетливо разматывают их. Тот человек, который поднял большой самородок и получил двадцать пять тысяч, поехал отдыхать на Черное море, но даже не доехал. Пропил и промотал все деньги по дороге: не то в Хабаровске, не то в Иркутске… Если бы такие деньги имел он, Иозас Мисявичус, сколько доброго своим близким сделал бы он…

Алексея клонило ко сну, да и порядком надоело слушать его длинные сетования, и он довольно грубо спросил:

— Чего ты расплакался мне в жилетку?

— Я уже сказал вам почему, — почтительно ответил литовец. — Вы хороший, отзывчивый человек. Я вас очень хорошо понимаю. Вы можете иметь сочувствие к человеку, который много пострадал в жизни…

— Кончай шарманку! — отмахнулся Алексей. — Спать хочу… понимаешь…

— Правильно, правильно, — поспешно подхватил Мисявичус. — Вам сейчас очень сон нужен. Спите, спите. Завтра я вас опять посещу.

Следующий день был выходным. И очень морозным. На улицу не манило, и после завтрака Шмелев и Ленька Соколок уселись за шахматы. Семен Семеныч вытащил из-под койки видавший виды фанерный баул, разыскал иголку с ниткой, поругал свою старуху, забывшую положить наперсток, и занялся починкой мохнатых собачьих рукавиц.

— Ко мне вчера гость приходил, — сказал Алексей, раньше всех уставший молчать.

— Какой гость? — без особого интереса спросил Ленька Соколок.

— Мисявичус. Бутылку коньяку принес. И сегодня зайти обещал.

— Носит его, — сказал Шмелев. — Нашел дружков.

— Нет, коньячок у него куда с добром, — возразил Алексей. — И вообще он мужик компанейский.

В этот день Мисявичус не пришел. Пришел он на другой день, когда Алексей лежал один и томился от скуки. И Алексей искренне обрадовался его появлению. Тем более что и на этот раз Мисявичус заявился не с пустыми руками.

— Ну как вам помогло мое лекарство? — спросил он, приветливо улыбаясь.

— На поправку дело пошло, — ответил Алексей весело.

— Я очень рад это слышать, — сказал Мисявичус — Поэтому особенно необходимо повторить курс лечения.

И, не теряя времени попусту, разлил коньяк по кружкам. И при этом себя явно обделил. Но Алексей не заметил этого, да если бы и заметил, возражать, наверно б, не стал.

Одним дыхом осушил кружку. Вкусно крякнул.

— Как Христос босиком по душе прошел, — и сладко зажмурился.

Тонкие губы Мисявичуса покривились в презрительной усмешке. Но он тут же согнал ее и снова наполнил кружку Алексея. Сам он пил неохотно, казалось, был чем-то расстроен или озабочен.

Потом рассказал, что получил из дому плохое письмо. Его престарелая мать, которая сама едва ходит и еще вынуждена ухаживать за больной дочерью и маленькими внуками, осталась без крова. Дом, который он — Мисявичус — построил собственными руками, отобрали, и старуха с больным человеком и малыми детьми на руках скитаются по чужим людям.

— Старуху с детьми на улицу? — переспросил Алексей. — Чего-то ты не то говоришь. У нас так не делают.

Мисявичус грустно улыбнулся:

— Так это не у вас, а у нас…

И пояснил, что это очень старая история. Еще когда он приобретал эту мастерскую (он даже сказал: «эту проклятую мастерскую»), занимал деньги у одного знакомого. Деньги он вернул, он всегда честно возвращает взятые деньги, но как-то так получилось, что расписка осталась у того человека, и теперь тот негодяй использовал его — Мисявичуса — оплошность и по суду отобрал его дом.

— Вы этого можете не понимать, — грустно вздохнул Мисявичус, — но у нас там совсем другие порядки. Старые, нехорошие порядки… — Он махнул рукой и угрюмо потупился.

— Ну и как же ты теперь? — спросил Алексей. — Домой поедешь?

— Какой имеет смысл ехать с пустыми руками… Я скажу вам честно, я пришел посоветоваться. Вы человек умный и практичный, я уже это сразу заметил. Я хочу слышать ваш совет. Один человек, — Мисявичус подвинулся ближе к постели, — продает золото…

Он остановился, ожидая, какое действие произведет это сообщение на собеседника.

— …по десять рублей за грамм. Но, вполне возможно, отдаст за восемь… По-моему, вас это тоже заинтересует.

— Шагай мимо! — сказал Алексей. — Нема дурных! На золоте застукают — вышка!

Ответ вполне устроил Мисявичуса.

— Такое жестокое наказание за похищение золота, — возразил он. — И правильно. Похищать, воровать золото нельзя! Ничего нельзя воровать! Купить — совсем другое дело.

— Один хрен, что купить, что украсть! — махнул рукой Алексей.