Путь к себе: 6 уютных книг от Ольги Савельевой

Целыми днями я мою жопу, гуляю в парке, кормлю грудью, драю квартиру. И все это в режиме латентной истерики, потому что никто не замечает, какая я молодец.

Погодите, а я? Я замечаю?

Мне это так важно – быть хорошей матерью, что в погоне за идеальностью и стерильностью я совсем перестала быть хорошей женой и замечать собственного мужа. Которого я заметила только сквозь внезапно захлопнутую перед своим носом дверь.

Сквозь марево обиды я понимаю: муж у меня не плохой, нормальный. Нет, даже отличный.

Он ушел именно потому, что знает, что я – хорошая мать и я справлюсь.

А я не ушла именно поэтому, потому что я хорошая мать и я справлюсь.

И тут – симфония совместимости. Разом я прозрела и расшифровала звук захлопнутой двери: давай-ка охолонем, мы оба устали, а нам же еще сына растить….

Мы просто учимся быть родителями через симфонию захлопнутых дверей.

Муж возвращается спустя двадцать минут с букетом цветов.

– Это герберы, – зачем-то поясняет он, будто я не вижу, и добавляет: – С тебя список продуктов и сытый сын. Мы уйдем часа на три. Чтобы легла и спала! Слышишь? Спать! Ничего не готовь, я суши куплю…

– Мне нельзя суши, – всхлипываю я. – Я кормящая мать.

– А что можно?

– Индейку, гречку…

– Сын уже месяц в диатезе, хотя ты ешь одну индейку. Может, в ней и проблема? Раз нам нечего терять, может, пиццу?

– Давай. Четыре сына. Ой, четыре сыра!

– Вернусь – и приступим ко второму сыну, – подмигивает муж первенцу в коляске.

– Больше – ни за что, – смеюсь я и закрываю дверь за своими мужчинами.

На этой захлопнутой двери записана забота и любовь.

«И что я привязалась к этим разогретым макаронам?» – думаю я, проваливаясь в сон. Мне снятся закрытые двери, которые я распахиваю, а за ними – поле гербер.

Сегодня у нас уже двое детей. Ну какие захлопнутые двери? Ну что за детский сад? Я подхожу к двери, чтобы распахнуть ее и озвучить свое возмущение, и вдруг слышу, как за дверями заработал пылесос. На захлопнутой мужем двери написано: «Я просто не хочу пылить на детей» – и никаких юношеских обидок.

Я хмыкаю. Вот я идиотка. Мой муж взрослеет у меня на глазах все пятнадцать лет, и я могу смело на него положиться, не пугаясь теней инфантильности.

Не путать с ребячеством – этого добра в нем предостаточно. Но за непосредственность я его нежно люблю, потому что внутренний ребенок лишь удачно оттеняет осознанность взрослого человека.

Я точно знаю, что мой муж больше никогда не захлопнет передо мной дверь. Потому что в настоящей семье не может быть захлопнутых дверей. Если же они и случаются, то только для того, чтобы сказать нам что-то очень-очень важное.

Раннее развитие

В восемь лет я была похожа на пухленького печального Муми-тролля.

Я жила с бабусей и дедусей, окрыленными идеей все-сто-рон-не-го развития ребенка. Поэтому все бесплатные кружки местного Дома пионеров гостеприимно распахнули для меня свои двери.

Перечень активностей был выбран дедусей и бабусей для меня без согласования со склонностями и особенностями ребенка: единственный критерий – забить по возможности время после школы. Так и было. Кружки были утрамбованы в каждый будний день и немножко налезали на выходные.

Никто не советовался со мной и не спрашивал: «Хочешь?» За меня решили: «Хочет!»

Поэтому получалось, как у Агнии Барто:

Драмкружок, кружок по фото,
Хоркружок – мне петь охота,
И за кружок по рисованью
Тоже все голосовали…

Началась эта история с театрального кружка.

Итак, мне восемь лет, и я читаю наизусть монолог Катерины из драмы Островского «Гроза».

Что может знать восьмилетняя девочка про безответную любовь, грехопадение и иллюзорное прелюбодеяние? Чуть меньше, чем ничего. Единственное, что я вынесла в то время из драмы Островского, – это дедушкину заначку в размере пяти рублей и имя Кабаниха.

Кабанихами отныне в нашем дворе величали всех вредных толстух, запрещающих нам, детям, орать под балконом.

Я еще ребенок. «Репка» и «Курочка Ряба» – вот мой уровень восприятия реальности. Поэтому ждать от меня сочувствия к главной героине монолога по меньшей мере опрометчиво. Ее речь я читала монотонно, без души и толики актерского мастерства. Как говорится, на «отвали».

На отчетном концерте меня, наряженную в народный сарафан, расписной платок, лапти и кокошник, со свекольными щеками, выпустили на сцену и ослепили софитами. Я щурилась и морщилась. Наверное, по задумке режиссера так и выглядят личности, планирующие сигануть в Волгу с концами.

– Отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я – птица… – произнесла я и замолчала. Продолжение напрочь вылетело из головы. Как корова языком! Пауза затягивалась.

– Какие птицы-то? – вдруг хохотнул кто-то в зале.

– Дятлы! – поддержал его другой хохмач.

– Страусы!

– Курицы!