Сумеешь выйти сам из колеса перерожденья.
И чакра третья времени – прыжок как в бесконечность,
С ней будет продлеваться жизнь, излечиваться рана,
Она позволит обрести бессмертие и вечность –
Оружие, каким владели Рама и Лакшмана.
Став богом в небесах, ты на земле можешь остаться,
Творить и пользу приносить другим, всех исправляя,
Ты будешь изменять весь мир и сам преображаться.
Людей всех делать добрыми, жизнь на земле спасая.
Ты сможем знанья им давать, что им необходимы,
Чтоб родилось в их душах к улучшению стремленье,
Тогда и силы станут доброты непобедимы,
Так ты улучшишь мир свой, всех людей и окруженье».
Так, после его речи я в безумца превратился,
Освободился от суетных и пустых познаний,
Избавился от тщетных на величье притязаний,
И в мысли об усовершенствовании погрузился.
Я чаще стал смотреть на небо, подниматься в горы,
Стремясь в окрестности достичь вершин всех пиков, здешних,
Стать мудрецом, свободным от всех обязательств внешних,
И больше не вступать с философами в разговоры.
Я понял многое во время этих восхождений,
Но главное – что квинтэссенция всего познанья
Сокрыта в тайнах духа лишь спонтанного блужданья,
Как свет во тьме, как сути Истины всей проявленье.
Когда суть Истины есть мироздания дыханье,
То эта Истина всегда нам сердце очищает,
Снимает пелену с глаз и виденье освежает,
Рождая в душе чувство всей Вселенной обладанья.
Я, может, через это чувство в бога превратился,
Так как способен во Вселенной сам вещить все вещи,
Возможно, это – только сон, но через сон сей, вещий,
Сейчас в душе от страха смерти я освободился.
Даосские рассказы о чудесах
1. Призыв писателей на небеса
(О чём не говорил Конфуций)
В Сучжоу некий Ян Да-пяо был писцом искусным,
Как только шестьдесят ему исполнилось, скончался,
Но вскоре вновь воскрес, из гроба радостно поднялся,
И рассказал, где был он, с видом радостным и грустным:
– «В Небесной Канцелярии допрос мне учинили;
Нефритовый им Император дал всем указанье,
Чтоб всех писцов искусных для работы пригласили
Писать «О дымке ясно-фиолетовой сказанье».
Сказали, что писателей на небе не хватает,
Пассажи, некоторые, им в книге не даются,
Все получают премию, писать кто помогает,
А кто откажется, не сможет к жизни тот вернуться,
Попробовал я написать, и сразу получилось,
Увидев каллиграфию, меня все похвалили;
Услышать похвалу мне никогда не приходилось
От небожителей, затем меня те отпустили».
Прошло три дня, и в небе вдруг курлыканье раздалось,
Журавль на землю прилетел, писца позвал с собою,
Ян сразу бредить стал, его сознанье отдалялось,
Как будто говорил кто, находясь на головою:
– «Я не могу учиться у богинь и у монахов,
Все кисти – лысые, к тому ж, сюжет мне не удался…»
И после этих слов хвастливый Ян опять скончался,
Домашние же в тот момент все натерпелись страху.
В тот день в Небесной Канцелярии все говорили
О знаменитостях: «Су Цзинь – один из первых снова,
Ю Цзунь с письмом – в десятке первом, все его хвалили».
Ян прибыл, о нём не было там сказано ни слова.
2. Мыши съели быка
(О чём не говорил Конфуций)
Имел быка крестьянин в Гоучжуне, все держали
Быков в деревне той, и ими все, держа, кормились.
Но вдруг, откуда ни возьмись, мышей семь появились,
Съев сердце у его быка, внутри кишки сожрали.
Издох бык, а крестьянин за мышами тот погнался,
Поймал одну, она была покрыта волосами,
А тело – весом сорок цзиней (1) – взвесили весами.
Рассматривая мышь, крестьянин только удивлялся:
Ведь ростом мышь была та с пятилетнего ребёнка –
Младенец, жирный, словно; мордой отличалась только;
Её изжарил он; а жира вытопилось столько,
Что растопилось бы от куриц двух иль поросёнка.
Пояснение
1. Один цзинь – мера весов, равная 500 граммов.
3. Учитель Чжоу Жо-суй
(О чём не говорил Конфуций)
Чжоу Жо-сюй был беден, в Сэцзядяне проживая,
В деревне небогатой, где от поля все кормились,
Учителем служил он в школе, всем преподавая,
И стар и млад – все сорок лет лишь у него учились.
Раз вечером, поужинав, сидел один он в школе,
Пришёл Фэн некий, ученик его, и поклонился,
Сказав: «Прошу вас, в дом ко мне идите через поле,
Как можете быстрей, а то беда будет», – и скрылся.
Вид у него встревоженный был, очень огорчённый.
Жо-сюй тут вспомнил, что Фэн сей уже давно скончался,
А значит, видел беса он, и очень испугался,
Так как не он то был, а образ лишь, преображённый.
Жо-сюй пришёл в дом Фэна и отца Мэн-ланя встретил,
Тот выпить пригласил его, не мог он отказаться,
Причину не сказал прихода, но потом заметил,
Что в доме что-то всё не так, как может показаться.
О будничных делах до поздней ночи говорили,
О всём, что беспокоило, о быте их, несложном,
Когда же третью стражу неожиданно пробили,
Домой Жо-сюю возвращаться было невозможно.
Мэнь-лань оставил гостя на ночь в верхнем помещенье,
Поставили лежанку там, таз и кувшин с водою,
Жена Фэна покойного лежала за стеною,
Оттуда звуки слышались рыданья и сопенье.
Жо-сюй зажёг свечу, уже ко сну приготовлялся,
Лёг на кровать, но вдруг у лестницы услышал звуки,
Как будто кто-то наверх в помещенье поднимался,
Увидел в чёрном женщину – лицо её и руки.