Путь к перевалу

Воронов откинул со лба упавшую прядь волос. Стенин бросил недокуренную папиросу.

— Н-да, теперь я понимаю, почему Бенецианов и иже с ним так ратуют против вас. Ведь дай вам волю, вы всех засадите за парту.

— Без этого сейчас нельзя, Алексей Константинович. И я буду убедительно настаивать, может быть, даже в печати, на перестройке всей системы преподавания в геологических вузах, на предоставлении студентам настоящих физико-математических знаний. А в первую очередь этот пробел нужно восполнить нам, ученым, преподавателям.

— Вы представляете, что значит переучиваться в пятьдесят пять — шестьдесят лет?

— Для ученого это обязанность в любом возрасте.

— Но ведь ученый — не абстракция. Это прежде всего человек, и что по плечу молодым и даже таким, как мы с вами, не всегда возможно для людей преклонного возраста. Тем более, что они отдали жизнь определенному направлению в науке.

— И все-таки начало должны положить учителя. Иначе не смогут они по-новому учить своих учеников.

— Однако не все понимают это.

— Ерунда! Понимают все. Но в том-то и дело, что мало только понимать, нужно заставить себя сломать весь привычный уклад работы и сесть, как вы сказали, за парту. И это, конечно, не всем по вкусу. Поэтому, честно говоря, главные свои надежды я возлагаю все-таки на молодежь. — Воронов с минуту помолчал и добавил: — Ну, и на среднее, так сказать, звено, вроде нас с вами.

Стенин улыбнулся:

— Это чувствуется. Хотя бы по тому, с каким жаром вы стараетесь обратить меня в свою веру.

— И с каким же успехом? — улыбнулся и Воронов.

— Ну, тут есть над чем подумать. Вот и будем думать, не откладывая в долгий ящик.

— Это уже неплохо.

— И будем искать, на кого опереться у нас… — продолжал Стенин, снова закуривая.

— Тут я настроен более оптимистически. Опереться есть на кого.

— И давно вы это почувствовали?

Воронов замялся. Вопрос Стенина напомнил ему о недавних днях, когда он жил и работал словно лишь по инерции.

— Нет, недавно, — произнес он, прямо взглянув в глаза Стенину.

— Я рад за вас, Юрий Дмитриевич, — сказал тот как бы между прочим. И Воронов понял, что секретарь партбюро всегда интересовался его делами, пожалуй, больше, чем он представлял себе до сих пор.

Проводив Стенина, Воронов вызвал к себе лекционного ассистента:

— Федор Тимофеевич, через двадцать минут лекция.

— Какая лекция?

— Минералогия в одиннадцатой группе.

— Так они же в колхоз уезжают.

— Ах, да! Как я забыл…

— Да вон, как раз поехали. Смотрите!

Воронов распахнул окно, и в комнату вместе с холодом осеннего дня ворвался громкий многоголосый гомон: по улице шла целая колонна автомашин, заполненных студентами.

— А вон и Петр Ильич! — продолжал Федор Тимофеевич. — Видите, в последней машине, из кабины выглядывает.

Воронов перевел взгляд в конец колонны и вдруг увидел ее — девушку, так прочно поселившуюся в его сознании. Она смотрела на окна. Воронов поспешил отойти в глубь комнаты. Однако студенты уже заметили его.

— Юри-и-ий Дмитриеви-и-и-ич! — донеслось оттуда, с улицы, заглушая гул моторов.

Воронов помахал им рукой.

Через минуту машины скрылись. Воронов закрыл окно:

— Да, уважаемый Алексей Константинович, мне есть на кого опереться.

11. КРЕСТОВЫЙ ПОХОД

На третий день в поле, где одиннадцатая группа убирала картофель, приехал председатель колхоза. Он долго разговаривал с Петром Ильичей, затем подошел к студентам.

— Здорово, молодцы!

— Здравствуйте, — нестройным хором ответили ребята.

— Как у вас дела?

— Лучше всех! — ответил Краев, сдвигая кепку на затылок.

— Та-а-а-к… — Председатель окинул взглядом пройденные борозды. — А чего же тогда работаете хуже всех?

— Как это хуже всех? — выступил Саша.

— А так. Бригадир замерил вашу работу. И оказалось… — Он вынул бумагу и выразительно щелкнул по ней пальцем. — Вот! Ваша группа сделала вчера меньше других!

— Не может быть! — возразил было Саша, но, вспомнив, что многие ребята вчера действительно больше волынили, замолчал. Ивана с ними не было. Его послали на трактор в другую деревню. А Петр Ильич почти ни во что не вмешивался. Он или сидел на меже, читая книгу, или совсем уходил куда-то с поля.

— Мне врать не резон, — продолжал председатель. — С этого дня каждой группе дается участок. И тот, кто уберет его до срока, раньше вернется домой, отдохнет перед занятиями. Ну, а вам, как видно, придется до конца работать.

После ухода председателя Саша не выдержал:

— Вот что, ребята, работать так работать! Стыдно же такое слушать. И в университет сообщат…

— А ты верь ему! — вмешался Колька Краев. — Он всем так говорит. Известный прием! Сейчас и к другим с тем же поедет.

— Неужели думаешь, что все так же, как ты, вверх животом лежат да в карты режутся! — вскипел Саша.

— Вот и лежу! — ответил Краев. — И буду лежать! Меня такими баснями не купишь! А ты развесил уши. Не беспокойся, никого раньше срока не пустят. И нечего нас агитировать, как маленьких.

— Ай-вай-вай! — усмехнулся Джепаридзе, рослый парень с шапкой густых волос и маленькими усиками. — У нас в Грузии ни один порядочный мужчина в земле не копается.