— Нет, в самом деле?.. Вот молодец. Я так и думал, что вы такая… Поздравляю.
— Спасибо. Это ведь я вам обязана. И в колхозе, и… вообще. Я хотела бы… — Она развернула сверток и протянула Андрею большой букет белых цветов.
— Ой, что вы! Мне никогда еще… Даже не знаю, как благодарить вас… Да вы садитесь, пожалуйста!
— Нет-нет! Я па минуточку. Сегодня вся наша группа едет в колхоз.
— Но как же… Мне столько нужно сказать вам!
— После, когда приедем. — Она протянула ему руку.
— Таня…
— До свидания, Андрюша.
— Но расскажите хоть, как вы…
— После, после! Там, наверное, уже собрались. А мне еще надо забежать в общежитие. Недели через две, надеюсь, увидимся.
Таня бежала по улицам, и лицо се светилось радостью. Только бы не опоздать! Вот и университетский двор. Но где же все? Таня глянула в подъезд и увидела Андрееву.
— Люся!
— Таня! Где же наши?
— И я ищу их. Неужели опоздали?.. — Она растерянно оглядела пустеющий двор и радостно захлопала в ладоши:
— Да вон они! Уселись на машине. Ой, уже поехали! Бежим скорей! Иван! Иван, подождите нас!
А Иван уже колотил по крыше кабины. Машина затормозила.
— Что случилось? — высунулся из кабины Петр Ильич.
— Андреева с Гориной отстали.
— Ох, уж эти девушки! Вечно с ними какая-нибудь история, — проворчал Петр Ильич. — Крикните, чтобы поторопились.
Иван толкнул Сашу в бок:
— Пойдем, поможем!
Они спрыгнули на землю.
— Что же вы так долго спите?
— Да мы не проспали! Вот ни столечко! — ответила Таня, показывая кончик пальца.
— Ладно-ладно, давай рюкзак и бежим скорее! Петр Ильич покажет вам «нисколечко».
Саша снял рюкзак с Люсиных плеч:
— Ну, а ты зачем едешь, после болезни?
— Я? — Люся посмотрела ему в глаза. — Но ты, кажется, тоже…
Рюкзаки девушек полетели через борт, а следом и сами они буквально взлетели на машину, подхваченные руками нескольких ребят.
На этот раз Стенин сам зашел к Воронову, чтобы продолжить разговор, начатый несколько дней назад. Неожиданно заведующий кафедрой минералогии поднял вопрос, котбрый давно уже волновал и Стенина.
— Юрий Дмитриевич! — начал он. — Если послушать вас, может сложиться впечатление, что на факультете у нас вообще полный застой научной мысли. А ведь это не так. Я уже не говорю о Леониде Ивановиче, труды которого имеют мировую известность. А возьмите Ростова. Его рекомендации позволили открыть уникальные месторождения. А старик Егоров! На его работах держится все водоснабжение города. И немало таких… Недавно и у нас на кафедре начало развиваться новое и, я бы сказал, весьма перспективное направление. Может, вы не в курсе дела, но мы считаем, что в определенные этапы развития Земли весь ее животный и растительный мир в силу каких-то причин общепланетарного или даже космического характера претерпевал одновременные, хотя, возможно, и не очень резкие, изменения. Естественно, что если бы нам удалось отмечать эти изменения па ископаемых объектах, то геология получила бы надежное орудие для определения возраста и синхронизации любых отложений. Наконец, и у вас на кафедре…
— Не в этом дело, Алексей Константинович! — заметил Воронов. — Да, мы добились кое-каких результатов. И факультет в целом не стоит на месте. Но речь не об этом! И не об одном нашем факультете. Вся геологическая наука подходит… как бы точнее выразиться, к кризису, что ли…
— Вот-вот! Но что вы понимаете под кризисом?
— Я исхожу из того, что в развитии всех наук можно наметить три основных этапа: первый — сбор, накопление и систематизация фактов; второй — создание частных гипотез, которые как-то объясняют тот или иной факт и держатся в науке до тех пор, пока новые факты не входят в противоречие с ними, тогда, естественно, гипотезы видоизменяются или отбрасываются целиком; и третий — выработка строгой научной теории, которая вскрывает всю сущность вещей и явлений и в состоянии не только связать и объяснить все известные факты, но и предсказать то, что еще неизвестно науке на сегодняшний день. Нередко этому третьему этапу предшествует какое-нибудь крупное радикальное открытие, которое и создает своего рода кризис в науке, заставляя переоценивать истины, ранее казавшиеся незыблемыми. В математике это было открытие дифференционального и интегрального исчисления, в физике — строения атома, в химии — периодического закона и теории химической связи. Ничего подобного пока нет в геологии. Она до сих пор находится на уровне создания частных гипотез, большинство из которых строится чисто умозрительным путем.
Стенин раскрыл портсигар и долго раскуривал папиросу, видимо, собираясь с мыслями. Наконец он сказал: