Путь к океану (сборник)

Он отправился в экспедицию 11 февраля 1852 года в сопровождении гиляка Позвейна, который служил ему и переводчиком. Все, чем смог снабдить Невель­ской эту трудную и опасную экспедицию, было, как писал Бошняк, только «нарта с собаками, на 35 дней сухарей, чаю да сахару, маленький ручной компас, а главное, крест капитана Невельского и ободрение, что если есть сухарь утолить голод и кружка воды, то с божьей помощью работать еще можно».

Но и с такими скудными средствами лейтенант достойно выполнил поставленную перед ним задачу.

Из Петровского зимовья по торосам Амурского лимана Бошняк и Позвейн добрались до мыса Лаза­рева и перешли по льду Татарский пролив.

На ночевку остановились в одной из гиляцких юрт селения Погоби.

Юрта походила на большой сарай, по стенам были сделаны теплые глинобитные нары. Эти нары, по сути дела, представляли собою дымоходы для очага, устро­енного около входа. Дым, проходя трубами внутри этих нар, обогревал их. Посредине юрты находился помост между четырьмя столбами. К ним привязыва­лись собаки. Под потолком юрты на жердях висела всякая рухлядь и звериные шкуры. В очаг у входа был вмазан котел. В нем варилась какая-то пища. «Жирники» – жировые коптилки – тускло освещали не­большое пространство вокруг. Причудливые тени ша­тались в юрте от каждого колебания оранжевого языч­ка пламени.

Гиляки, покуривая трубки, молчаливо сгрудились на нарах поближе к очагу.

Бошняк с помощью Позвейна, как переводчика, вступил в разговор. Он расспрашивал о дорогах, о племенах, населяющих Сахалин, нравах и обычаях орочей и сахалинских гиляков.

Интересуясь инструментами и оружием, Бошняк попросил показать ему нож, висевший на поясе одно­го из гиляков. Нож оказался очень дрянной, желез­ный. Бошняк спросил, откуда этот нож, не сами ли гиляки делают такое железо? Оказалось, что нож был куплен на Амуре у маньчжурского торгаша.

Бошняк рассмеялся и сказал:

– Ну вот, так я и думал. Передай им, Позвейн, что теперь, когда мы, русские, поселимся в этом краю, мы их снабдим отличными инструментами, а не такой дрянью. Да вот посмотрите, – и Бошняк вынул из но­жен свою саблю.

Гиляки склонились над нею, щупая пальцами острие и восхищаясь работой. Бошняк показал упру­гую гибкость сабли. Упершись в камни очага, он стал выгибать клинок. Тут все гиляки повскакали с мест, подняли страшный крик и, размахивая руками, окру­жили изумленного лейтенанта.

– Да что такое? Чего они взбесились, спроси ты их, ради бога, Позвейн! – закричал Бошняк пере­водчику.

Оказалось, что лейтенант нарушил один из глав­ных обычаев гиляков: он железом коснулся очага, а это считалось святотатством и грозило строгой карой.

Нелегко было унять расшумевшихся гиляков. Они требовали выкупа – самой лучшей собаки из упряж­ки, чтобы ее кровью задобрить рассерженное божество. Бошняк ни за что не соглашался на это, не желая потакать суеверию и боясь ослабить свою упряжку. Позвейн был очень расстроен и сумрачно живал го­ловой.

Утром оказалось, что гиляки украли лучшую собаку. Бошняк пришел в ярость. Целый день он и По­звейн потратили на то, чтобы выручить своего пса и образумить гиляков.

После непредвиденной задержки в Погоби Бошняк двинулся дальше, на юг, вдоль морского берега. Нуж­но было найти каменный уголь, образцы которого Д. И. Орлов этой зимой видел у приезжавших в Пет­ровское сахалинских гиляков.

Первое время путешественники довольно быстро двигались вдоль невысокого по большей части берега. Низкая облачность скрадывала горизонт. Справа про­стирался хаос ледяных глыб – замерзший Татарский пролив, сливающийся вдали с туманной полосой низ­кого серого неба. Мороз был сносный, не жгучий. Ров­ный и влажный ветерок остужал разгоревшееся от движения лицо.

На другой день идти стало труднее: начались воз­вышенности. Приходилось то и дело помогать упряж­ке при переходах через овраги или русла застывших речонок. К вечеру слева, у темной полосы прибреж­ного леса, над обрывом закурились две или три струй­ки дыма: селение Тык.

Тот же вчерашний влажный ветерок тянул вдоль берега. Взобравшись на мыс, горбом лежавший попе­рек дороги, лейтенант понял, почему ветерок был влажным. Здесь лед задерживался только у прибре­жья, в береговых впадинах, а дальше чернела откры­тая вода.

От селения Тык берег пошел пригорками и ува­лами. Нужно было обходить крутизны по ледяному припаю вдоль берега. Иногда это было невозможно, и приходилось брать крутые подъемы, пробираться че­рез чащу сахалинской мрачной тайги.

Дни шли за днями в непрерывном движении. Обо­гревая пальцы дыханием или оттирая их снегом, лей­тенант наносил кроки маршрута, делал записи в путевой журнал. Мощные утесы сменили пригорки. Тя­желые, как из темного стекла отлитые, волны с гро­хотом и гулом дробились о них, и брызги, застывая на морозе, глазурью покрывали скалы.