Возбужденный и немного встревоженный, шел Невельской на свидание с Муравьевым. Как-то обернулось дело? Ведь что ни говори, он действовал прямо вопреки повелениям свыше. «Ну, да что же! – подбадривал он себя. – Что бы ни случилось со мною, а дело сделано. Русский флаг на Амуре поднят, и заявление о принадлежности края России пущено в обращение...»
Невельской вошел в отель «Бокен», где остановился Муравьев, и пока лакей докладывал о нем, Геннадий Иванович слышал громкий, возбужденный голос генерал-губернатора, что-то рассказывавшего. Потом голос этот стих, и после короткого молчания Муравьев сказал:
– Где же он? Ведите скорее сюда!
Оставив всякую официальность, генерал протянул навстречу Невельскому обе руки с серьезным и соболезнующим выражением лица.
– Геннадий Иванович, голубчик... Приехали, наконец! – сказал он как-то неуверенно, и Невельской понял, что случилась беда.
– Несчастье, ваше высокопревосходительство? – коротко спросил он, пожимая руку генерал-губернатора.
Тут только Невельской заметил Струве, приближенного чиновника Муравьева, и поклонился ему. Струве ответил на поклон с похоронным видом.
Случилось самое худшее, чего только мог ожидать Невельской. Особый комитет постановил
Вот что рассказал Муравьев.
Заседание комитета было бурное. Нессельроде, совершенно выйдя из себя, потеряв обычную выдержку, стучал рукой по столу и кричал о том, что занимать устье Амура опасно и преждевременно.
– Благоразумие требует оставить этот пункт, не ожидая никаких по этому поводу вопросов и жалоб от китайского правительства, чем мы избежим
Нессельроде требовал немедленно разжаловать Невельского и снять посты на Амуре. Муравьев защищал Геннадия Ивановича, доказывая, что он действовал согласно с мнением генерал-губернатора, что нерешительная и робкая политика на Востоке приведет Россию к большим потерям и скомпрометирует в глазах Китая и европейских держав.
Горячее выступление Муравьева вызвало раздражение против него среди членов комитета (кроме Перовского и Меншикова). Чернышев бросил ему упрек, что он-де просто хочет воздвигнуть себе памятник и во имя этого подвергает риску безопасность государства.
Меншиков хотя и не очень-то решительно, но промямлил несколько слов в защиту амурских деятелей. Перовский выступил более твердо. Поддерживая генерал-губернатора, он говорил, что действия Невельского были вызваны важными обстоятельствами, встреченными им на месте. Что следует не только не снимать, а усилить Николаевский пост. И не только усилить, но в устье Амура и на лимане постоянно иметь надежное военное судно.
Бурное продолжительное заседание окончилось без всякого определенного заключения. Ясно было одно: силы слишком неравны и постановление будет не в пользу мнения Муравьева и Перовского. И действительно, Муравьеву прислали журнал заседания, уже подписанный почти всеми членами комитета. В журнале после описания различного рода неудобств и осложнений, которые влечет за собой занятие Амура, стояло решение о снятии русских постов, а виновника всей этой истории Невельского за действия в высшей мере дерзкие, вредные и противные высочайшей воле постановлено было
Курьер, привезший этот журнал, объявил генерал-губернатору от имени Нессельроде, что его просят «только подписать», а журнал требуют немедленно возвратить. Это было вечером, у Муравьева были гости, и он не исполнил желания Нессельроде. Предложив курьеру чашку чая, он написал свое особое мнение в кратких, но весьма решительных выражениях, высказав принципиальное несогласие с вынесенным решением.
Сегодня утром Муравьев просил аудиенцию у государя и вот уже одет, чтобы ехать в Зимний дворец.
Вскоре после ухода Муравьева пришел Корсаков, приехавший с Невельским. Нетерпеливо и взволнованно ждали сибиряки своего командира. Время тянулось медленно, разговор не клеился. Невельской, внешне спокойный, но смертельно бледный, ходил по маленькой гостиной. Наконец послышался шум шагов по коридору, голоса. Тревожно вглядываясь в лицо входящего Муравьева, Невельской шагнул ему навстречу. Радостный вид генерал-губернатора сразу развеял гнетущее настроение ожидавших. С просветлевшим лицом слушал Невельской рассказ Муравьева.