Путь, исполненный отваги

— Завернули-то вы знатно, мне и то не все понятно! — быстро нашелся полковник. — Во мне пропал просто Крылов какой-то... То ли Иван Андреевич, то ли Серега...

Они синхронно, словно два сработавшихся карманника, встали и приняли позы для ретирады. Последнее, что расслышала Софья Алексеева из их странной пикировки, был вопрос Волкова:

— А вы знаете, в чем камень преткновения баснописца с борзописцем?

— Баснописец пишет борзо, а борзописец — серьезнее, чем басни, не пишет?

— Ну, тут вы не совсем правы, тут мы имеем скорее...

Царица плохо расслышала окончание фраз, понять ничего из них и вовсе не смогла, поэтому отвернулась к окну и принялась нервно обмахиваться веером. У Ростислава веера не было, но потребность в свежем воздухе он все же испытывал, поэтому осторожно обогнул Софью и тоже подошел к окну. Вцепившись в сделанную на американский (поездной) манер фрамугу, опустил ее и с наслаждением подставил лицо соленому бризу.

Софья тоже е наслаждением вдохнула ветер с моря и ее ноздри затрепетали.

— Парадиз! — прошептала она. — Отчего нам нравится горький этот запах, профессор? Отчего сие? Ведь сама природа повелевает любить сладкое? Но люди добавляют в пищу соль, перец, горчицу, хрен... Вы вот что объясните мне, профессор... А об аде и рае мы после поговорим...

Ростислав вспомнил о глупой философско-буддистской книжице, которую перелистывал как-то, еще учась в университете.

— Счастье не в обладании целью, а в пути к ней! — восторженно произнес он популизованный постулат.

— Какая глубокая мысль! — восхитилась царица, задумавшись буквально на полминуты. — Кто это сказал, Аристотель?

— Дайсетцу Судзуки, — устремил Ростислав свой мечтательный взгляд вниз на нее, — крупнейший истолкователь дзэн-буддизма.

Затем он вспомнил, что сей толкователь толковал дзэн в двадцатом веке и растерянно замолчал. Поняв его молчание, как приглашение ко второму вопросу, она спросила:

— А что такое, этот дзэн-буддизм? — Профессор снова вспомнил университетский «бестселлер». — И отчего среди физиков столько философов?

— Дзэн — это умение налить два стакана водки из пустой четвертинки! — с чувством произнес он,

— Что за глупость? — поморщилась Софья. — Как можно налить два полных стакана из четвертинки, да еще пустой! Ваш дзэн — это, очевидно, искусство переливать из пустого в порожнее, не так ли, профессор?

Каманин улыбнулся. Все-таки царица — не простая дурочка из каменного века. С ней можно поговорить о «жизни, смерти и мировой политике»[29]. Но не будем.

— А как вы считаете, Софья Алексеевна, не глупость ли торговать в церквях гвоздями, которыми был якобы распят Иисус? — Царевна насторожилась.

— Что за ересь, при чем тут ваше «якобы»?

— Успокойтесь, Государыня, никакой ереси, сплошная арифметика. На скольких гвоздях был распят Иисус?

— На четырех. При чем тут это?

— А сколько гвоздей уже продано, за семь веков? Сколько храмов демонстрируют палец Иоганна Крестителя? Знаете, у нас была забавная история... Вам знакомо понятие кунсткамеры?

— Нечто сродни паноптикуму?

Ростислав кивнул.

— История такова. Идут люди по кунсткамере, а толмач им демонстрирует два черепа, большой и маленький. Маленький — череп Архимеда в детстве, а большой — череп того же парня, только взрослого.

Царица рассмеялась. Добро рассмеялась.

— А вы, забавны, мой министр. Я правильно сказала, мой?

— Ваш! — поклонился ей Каманин малым поклоном.

«Твой!» — зарычал в нем зверь, пожирая глазами стоящую перед ним женщину. Софья аж задохнулась.

— Не находите ли, что время для объяснений? — сказала она вовсе не то, что собиралась. Нет, она сказала то, что нужно, но тон...

И объяснения прозвучали. Не совсем те, что она ожидала, но и не совсем те, которых жаждал Хранитель. И что удивительно — в результате этих объяснений почти все стало ей ясным: и структура триады, и теория параллельных миров, и помыслы неожиданных друзей, и боязнь собственных чувств — но самое страшное, чувств, которые предки давным-давно назвали взаимностью.

Глава 22. Земля. 2003. Командировка (начало)

Микроавтобус системы «Форд» мчался по проспекту Мира. На водительском месте расположился один из Ревенантов третьего уровня по имени Герасим и уверенной рукой маневрировал в нескончаемом потоке. Рядом с ним сидели Ростислав Каманин и Софья Алексеевна. В салоне разместились Иннокентий, Волков-старший, Волков-младший, Анжела и Олег Локтев. Олег читал «Унесенные ветром», а Андрей Константинович развивал мысль о том, что метеорологи даже и книги читают соответственные, а уж из музыки кроме «Урагана» «Агаты Кристи» и Ванессы Мэй, пиликающей на скрипке «Storm», не слушают вовсе ничего.

Анжела упрекала мужа, что, приобретя оргтехнику в Минске, они одним выстрелом бы справились с табуном зайцев: навещали давно не виданных родственников; деньги, уплаченные за электронику, осели бы в Белоруссии; заодно можно было оценить уровень жизни земляков и эффективность президентских реформ.