Путь, исполненный отваги. Задолго до Истмата

— Слушать сюда! — громко прокричал Волков. — Сейчас перед вами пройдут два полка новой регулярной армии, которая еще только создается, но у которой большое будущее. Взгляните же на настоящих солдат русской армии, и вы поймете, почему я сегодня ругался и зверствовал! Петр Данилович, приступайте!

Командующий сухопутными войсками боярин Басманов махнул зажатым в руке красным флажком. Через полминуты от края Лубянки раздался грохот барабанов, и на площадь вступили войска нового типа. Четко печатая шаг, впереди шел сводный взвод барабанщиков, а за ним колоннами поротно — два полка пехоты Московского гарнизона с командирами полков и батальонов во главе. Девять колонн прошло мимо, вызывая строевым шагом легкое дрожание мерзлой земли. Когда звук барабанов утих, генерал торжествующе кивнул:

— Орлы!

— Согласен, — кашлянул в кулак Ромодановский, — уразумел и я, отчего вы были так недовольны, Андрей Константинович. А я грешным делом подумал, что вы выпимши.

Волков повернулся к закутанному в шубы князю-кесарю.

— Настоящий офицер должен быть слегка под хмельком. Об этом в Уставе сказано: «До синевы выбрит и слегка пьян». А местные командиры — наоборот.

— Как это? — не понял Ромодановский.

— Слегка выбрит и до синевы пьян.

Все послушно засмеялись. Боевой офицер всегда внушает уважение, а если он генерал... хочешь не хочешь, а вежливо хохотнуть надо. Иначе начальство подумает, что не уважаешь. Но от речевок Волкова люди смеялись без натуги. Хорошо смеялись.

— После такого смотра не грех и в легкую пьянку поиграть, господа! — заметил нерешительно дьяк Перепелкин. — Согреть душу.

Волков молча развернулся к нему, окинул пристальным взглядом. Пожевав губами, вынес вердикт:

— Признайся, Матвеич, что исправил букву в своей фамилии!

— Какую еще букву? — не понял тот.

— Ну, литеру! — поправился граф. — «И» исправил на «ё», когда все поссать вышли! Был «Перепилкин», а стал «Перепелкин». Что, тебя без полуштофа дьявол не отпускает? За бороду держит?

— Ваше превосходительство! — перекрестился дьяк. — Не к ночи упоминать лукавого! Что вы! Мы, Перепелкины, с тринадцатого века охотой на перепелов промышляли, посему и наречен наш род фамилией такой!

— Да? — недоверчиво ухмыльнулся граф. — А мой род, значит, на волков охотился! Занятно! Ладно, господа, все свободны! Кто по кабакам, а кто — по бабам. Лично мне после нынешнего смотра тошно и хочется блевать. До свидания!

Он за руку попрощался с Ромодановским и, приложив ладонь к козырьку, лихо двинул по направлению к собственному экипажу, мурлыча поднос строчки из «Охоты на волков» Владимира Высоцкого:

Волк не может нарушить традиций.

Видно, в детстве, слепые щенки,

Мы, волчата, сосали волчицу

И всосали: нельзя за флажки!

— Федор, трогай! — крикнул он кучеру, усаживаясь на мягкое сиденье. — На волков охотиться — это вам не перепелов из рогатки стрелять! Выю порвать можно!

Карета мчалась по вечерней Москве, а из полураскрытого окошка доносилось негромкое пение генерала:

И мне поют перепела,

Что ты опять перепила,

И, упившись до изумленья, умерла!

Глава 11. Земля. 2004 Внебрачный сын Отчизны — бастард вселенского масштаба

Чиновник раздраженно посмотрел на полковника Степанова.

— Тебе, полковник, какие шлюхи нашептали проверить этот транспорт? От кого был получен приказ о досмотре борта 714? Тебя же расстрелять за это мало, чистоплюй ты этакий!

Дело было в конце апреля на одном из пограничных аэродромов Карелии. Позавчера Степанову верный человек сообщил о том, что через подконтрольный ему аэродром собираются отправить партию оружия, предназначенного для тех воинов, что воюют втихаря, прикрывая банальные библейские места сурами из Корана. Степанов долго размышлял, а затем сделал единственный, как ему показалось, правильный вывод. Три года назад он провел некоторое время в Чечне и насмотрелся там на всю жизнь. И если трупы по ночам ему не снились, то чувство жесточайшей несправедливости и собственного бессилия заставляло до сих пор просыпаться по ночам и по несколько часов лежать без сна, сжимая кулаки в какой-то животной ярости.

Поразмыслив, он решил твердо одно: если уж он не в состоянии прекратить этот позор на Кавказе, то безобразия на подконтрольной территории не допустит. Любой ценой. Благо в свои тридцать семь он холост, одинок и озлоблен на весь белый свет. «Мастер реванша» — называли его в штабе Северного округа, и называли не за красивые глаза, а за злопамятность и хватку. Степанов не прощал никаких обид, буде обидчик честь по чести не принес извинений, непрофессионализма в любой области, а также лжи и особенно — хамства.