Путь, исполненный отваги. Задолго до Истмата

— Погоди, Василий Васильевич, не в этом дело. Что-то задумалась я. Премьер-министр... Ростислав Алексеевич человек сложный, сложный и необычный.

Князь вытер уголки рта кружевной салфеткой и, сложив вчетверо, отложил ее в сторону.

— В чем выражается его необычность? — поинтересовался он. Царица рассмеялась.

— Видать, князюшка, ты его и не видал вовсе!

— Не видал, — подтвердил Голицын, — а что я должен был увидеть? Вот если бы у тебя в министрах медведь ручной ходил, тогда да!

— Медведь, — подтвердила царица, — только не ручной. Третий год приручить не могу.

Князь смущенно кашлянул.

— Помнится, царица, меня ты быстро приручила.

Софья Алексеевна вспыхнула. Память проклятая, не вовремя напомнила давние годы, девичье томление, признание, первый поцелуй и кудрявую голову князя на вышитой подушке. Воспоминания отступили сразу же, как она взглянула на сидящего перед ней старика.

— Подлечить тебя надо, милый друг, — улыбнулась она тепло, — я на миг глаза прикрыла, вспомнила тебя младым... а открыла глаза — прости... князюшка, не тот сокол ты нынче, которого я из походов ждала, чьих детей из себя вытравливала! Из-за которого гнева Господня не убоялась! Полно, князь, не виню я тебя ни в чем — сама виновата девица, прошу лишь об одном: не вини и ты меня, не вини!

— Сонюшка! — встал на колени Василий Васильевич. — Да у меня и в мыслях не было!

Царица подошла к нему, преклоненному перед ней, обняла седую голову и заплакала.

— Лишил нас Господь счастья, князь. Видно, недостойны были...

— Господь тут ни при чем, — возразил он, — мы проиграли битву за трон этим голодранцам Нарышкиным. Была б ты мужиком, народ никогда не пошел бы за Петром — гулялся бы он и поныне в Преображенском в солдатики.

— Была б я мужиком, ничего бы у нас с тобой, князюшка, не получилось. Ты ж на мужиков в отличие от братца моего не западаешь...

— Так правда сие? — Василий Васильевич встал с колен и присел на стульчик. — Слухи эти и до Мезени дошли. Я думал, враки! Нечего сказать, хорош царь у нас был!

Царица явно обрадовалась тому факту, что разговор перешел в другое русло. «Ностальгия — это чувство, которое кончается на трапе самолета, прилетевшего в Ленинград!» — сказал однажды пейсатый господин из Израиля, и толпа ему рукоплескала. Ностальгия — это тоска по чему-то навсегда ушедшему, а потому возврата она не предусматривает. Софья мысленно поупражнялась в софистике и с облегчением поняла, что время залечило даже те раны, о которых она не подозревала.

— Так вот, Василий Васильевич, премьер-министр — один из тех немногих, благодаря кому я вернула себе царский титул. Их было мало. Взявшись буквально из ниоткуда, они сплотили вокруг себя верных и надежных людей из числа тех, кто при Петре был в опале, и похитили меня из монастыря. Братец мой болтался по чужим странам, грех было власть не взять.

— И Ромодановский вам просто так ее отдал? — недоверчиво спросил князь.

— Когда речь идет о жизни и смерти купца, торговаться значительно легче! — хмыкнула царица, произнеся аллегорию в духе генерала Волкова. — Федор Юрьевич, как всегда, занял позицию более сильного. Работа у него такая.

Голицын помолчал, а затем жестко сказал:

— Палачу все равно, какой власти служить, это ты верно заметила, Сонюшка, лишь бы работа была.

— Он скорее волкодав, — улыбнулась царица, — дядя всегда старался предугадать царские желания. Ты вот что, князь! Ты отдохни, поправь здоровье — оно тебе еще понадобится. Мы планируем еще вас на службу царскую привлечь, не супротив?

Голицын устало пожал плечами. Сожженный адреналин наполнил жилы безволием и безразличием. Хотелось сейчас только одного: исхлопотать себе пенсию и поселиться в ближнем посаде, не вспоминая о том, что было... не задумываясь о том, что будет. Ощущение непомерной ноши исчезло. Однако осталась стертая в кровь спина.

— Посмотрим, государыня, — уклончиво ответил он, — тяжко мне нынче. Видать, года давят.

— Ну-ну, старик! — насмешливо произнесла она. — Сию минуту мы тебя и не зовем. Ступай отдохни. Но долго не залеживайся — ты нужен нам!

Князь Голицын поклонился бывшей любовнице и поцеловал протянутую руку. Софья Алексеевна позвонила в колокольчик, и в двери вошел негр-мажордом.

— Иван, проводи князя до кареты, — приказала она, — и возвращайся сюда.

Насмешливо посмотрела вслед ковыляющему князю, стерла неупавшую слезинку.

— Благослови тебя Господь! — прошептала царица. Сколько раз она наблюдала его, уходящего, в прошлом? Не перечесть...

Вошли два лакея, чтобы убрать со стола. Видать, получили указание от чернокожего Ивана. Резко тряхнув головой, как бы отбрасывая в сторону наваждение и ностальгию, она подошла к рабочему столу и включила ноутбук. Подождала, пока загрузится операционная система, открыла дворово-должностную сказку, которую Ростислав называл «штатным расписанием», и принялась ее изучать.