Хранитель позвал всех на балкон и уселся в один из трех шезлонгов, стоящих вполоборота друг к другу.
— Как ви сказали? — спросил он с акцентом сына гор. — Обидно, когда не знаешь, что будет потом? А почему вам не обидно, что вы не знали, что было вначале? Вам не обидно, что, пока вас не было, история шла своим чередом, время текло потихоньку, в мире происходили разные события? На прямой без начала и без конца отрезок человеческой жизни подобен краткому моменту вспышки фотографа, почему же люди так цепляются за этот краткий миг?
— Потому что это — вспышка! — буркнул Волков. — Кот в темной комнате, китаец в рисовом поле, свет в конце тоннеля — это событие. Со-бы-ти-е!
Профессор зевнул:
— Вы не Артура цитировали? Отец (не тот, что Каманин, а тот, что Переплут) увлекался его идеями. Во второй половине девятнадцатого века это было модно: нигилизм, пессимизм, импрессионизм... сионизм.
Семен замахал руками и зашикал:
— Шопенгауэру поставили барьер как положено, но опять что-то не сработало — вот он и сдвинулся на негативном восприятии мира. Это бывает...
Волков наклонился и расшнуровал ботинки. Ослабил узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, посмотрел внимательно на свои ногти. Затем внезапно сказал:
— Меня радует только одно. Вы — не безгрешны. И отрадно другое: корни ваших ошибок, видимо, кроются глубоко в нас и наших душах.
Хранитель заржал. Встревоженные его смехом собеседники едва не повыскакивали с шезлонгов. Но смех стих так же резко, как и начался.
— Прошу прощения, господа! — произнес Семен. — Я уже лет шестьсот так не смеялся. Правильнее сказать, мне так не было весело почти шесть веков. Андрей, ну с чего ты взял, что «мы» — это ваши потомки. Те, кого ты подразумеваешь под этим местоимением, на самом деле — ваши предки.
— Теперь моя очередь просить прощения! — воскликнул Каманин. — Ничего не понимаю! Как могут люди быть потомками суперрасы? Я намеренно не возьму ее в кавычки, ибо на фоне любого из трех миров — вы СУПЕРЫ.
Хранитель глубоко вздохнул.
— Ребята, ну что вы, как маленькие, аналогию с той же самой Землей провести не можете? Когда человек нарушает законы общества, его сажают в тюрьму — ограничивают свободу. Так и тут. Отмочил, например, обычный октанум из системы Три-В-Два такой номер, от которого нарушило энтропию на площади трех квадратных мегапарсек в секторе Омега-три, ну так и ограничили ему свободу, впихнули в четырехмерный мир бывшего жителя восьмимерного мира на определенный срок. Ну, само собой, парочку барьеров поставили, чтобы не свихнулся его разум возмущенный, ведь вот любого из нас лиши одного измерения — мозг в панику кинется. Помните, у Льюиса Кэрролла момент, когда у Шляпы и Очумелого Зайца все время пять часов? Но это — сказка, а подобная реальность кого угодно шизоидом сделает! Вернемся к нашему герою... Поставили ему барьеры и впихнули в четырехмерник. Вот он и отбывает срок: от звонка-рождения до звонка-смерти.
— Так ведь есть и самоубийцы! — не утерпел Волков.
— Все учтено могучим ураганом! Как ты думаешь, почему самоубийство у христиан — великий грех? Православные не хоронят самоубийц на одном кладбище с истинно верующими, а католики вообще...
— А японцы? — не унимался бравый генерал. — У них самоубийство — это способ смыть позор, своего рода подвиг...
— А в японцы, господин генерал, просто так не попадают! — иронично сказал Хранитель. — Японец — это «легкая статья», если простите мне этот вольный перевод на русский язык.
Настала очередь вмешаться профессору.
— А какая «статья» самая тяжелая, извините?
Семен поднял очи горе.
— А вы до сих пор не догадались?
— Неужели? — хором воскликнули генерал с профессором.
Хранитель снова засмеялся.
— Нет! — воскликнул он со счастливой улыбкой. — Сегодняшний день я запомню надолго! Два раза расхохотаться... Мастермайнд ни в жизнь не поверит!
— Так ты не договорил, что делают с тем, кто наложит на себя лапы, — напомнил Андрей Константинович.
Хранитель гордо вытянулся в шезлонге.
— С этими? Повторный цикл. Только если туп, как дерево... Короче, в худшие условия определяют. С жертвами убийц и диктаторов как? А смотрит Мастермайнд — если предыдущая жизнь в зачет идет, то можно и скостить слегка. Вон у профа нашего спросили, хочешь ли назад, так он выбрал другую эпоху. Застой и Перестройку вместо Революции и Коллективизации, хе-хе!
— А меня не просвещали, что жизнь дается человеку в наказание и прожить ее надо так, чтобы было мучительно и больно за грехи, свершенные твоим истинным «Я»! — огрызнулся Ростислав. — Постойте, так ты, Семен, сплутовал, обещая нам призовые годы!!! Это все равно что заключенному за хорошее поведение обещать срок накинуть! Это — подлость, вот!
Хранитель чуть было не засмеялся в третий раз, но подумал и решил, что по такому славному деньку очень долго будет донимать ностальгия. Вместо ответа он встал с шезлонга и покинул на несколько секунд балкон. Вернулся уже с пистолетом.