Путь, исполненный отваги

– Дык она ж от упыря брюхатая! – воскликнул потерявший терпение мужик. – Что с вами толковать!

Мало-помалу выяснилось, что лет триста по соседству с деревней жил упырь – здоровенный субъект мужского пола, совершенно дикий, живший охотой на всякого зверя. Людям он сильно не надоедал, наоборот, в лютые зимы отгонял от деревни медведей и волков. Единственное неудобство – самки у упыря, не было, и он пользовал заблудившихся в лесу баб. Пойдут девки в лес за ягодами аль грибами, и тут уже смотри – не отставай, не теряйся!

Все бы ничего – примирились бы люди с байстрюками упырьскими, да ни одна из баб от беремени не разрешилась – великоват был плод для человеческого организма. Поэтому и повадились крестьяне всех молодиц на сносях, в отношении которых было подозрение, свозить в лес – дабы своими криками не пугали деревенских детей. А упыря дня два назад перехватили сидевшие в засаде мужики числом в двенадцать душ и таки прибили. Здоров был упырь – ростом пять сажен и весом пудов двенадцать. Но и мужики не лыком шиты – немой Герасим прыгнул на шею упыря, трое подмогли и держали нечистика в воде, пока не захлебнулся. И кто теперь будет зверя от деревни зимою отгонять? Кабы одну-две бабы в год – не страшно, специально бы самых страхолюдин в лес отправляли, нечистику на бабье лицо плевать. А так почти раз в месяц приходилось отвозить в лес очередную брюхатую зареванную девку.

– Ясно! – вздохнул Константин, выслушав стенания Федора. – Отвязывай девку, мы ее с собой возьмем. Сколько ей носить осталось?

– Не ведаю, – пожал плечами мужичонка, – да и ей откуда знать... Так не умрет Фроська-то, что мне старухе передать?

– Передай ей три рубля, – сказала Инга, протягивая мужику пригоршню серебряных монет, – будет жить дочка ваша. Может, когда в отведки приедете...

Федька обрадованно сгреб серебро и, шмыгая носом, попросил:

– Ты, боярыня, не сердись-то, чо я тебя нательником звезданул – думал, нечисть средь бела дня за дочкой заявилась. Пошли вам бог!

И когда пришельцы уже почти скрылись в лесу, он крикнул вслед:

– Эй! А вы хоть что за люди? Куда шли?

– Драг нах Москау! – донеслось до него сквозь шелест листвы.

Фроська, молодая шестнадцатилетняя девка, лежала на кровати в одной из кают и тревожно вслушивалась в гул турбин. Вспоминала мамку, тятьку и семерых братьев: Семена, Григория, Тимофея, Мартына, Никифора, Акинфия да Фрола. Вспоминала свою хату с большой теплой печкой и облезлую кошку Дуську, которая вечно клянчила молока. Вспоминала корову Рябинку и борова Ваську.

Вспоминала миг, когда на нее в лесу навалился здоровый мужик и грубо сорвал цветок девственности. А затем ожидание неумолимой смерти. Она знала, что никто из деревенских баб не смог родить дите, замешенное на нечистом семени. Как ее волокли по лесу, она помнила смутно. Несколько молодых сильных мужиков притащили ее на берег, где стояла огромная, как сарай у соседа, лодка. Люди добрые, пошлите скорую смерть грешнице! И зачем она пошла тогда в лес – прав тятька, но как магнитом тянуло в заснеженную синеву!

Скрипнула дверь. Вошла невысокая красивая женщина в белом одеянии, белее монашеского. Она поставила небольшой кожаный ящик с ручкой у изголовья кровати и тихо сказала:

– Здравствуй! Я – Анастасия Ратиборовна. Тебя звать как?

– Фрося! – тихо ответила девушка.

– Я – врач-акушер, – представилась женщина, – это значит, что я знахарствую больных и принимаю роды. У женщин, конечно, мужики еще не сподобились. Я должна тебя осмотреть.

В смущении, закрыв глаза и пунцово покраснев, Фрося позволила себя осмотреть и ощупать. Анастасия Ратиборовна задрала ее исподнее, убрав мельком пучки шалфея, прикрепленные с обратной стороны для уменьшения неприятных запахов, помяла пальцами живот. Вставив в уши странные штуковины, принялась водить по Фросиному животу черной холодной коробочкой.

Дверь еще раз скрипнула. Вошла еще одна женщина – точная копия Анастасии Ратиборовны, только одетая не в белое, а в голубое.

– Здравствуй, милая, – промолвила вошедшая, – я знахарь, Евдокия Ратиборовна. Ну что, Настя?

Анастасия Ратиборовна вынула трубки из ушей и глянула на сестру.

– Придется кесарить. Сама она такое не выплюнет. Плод килограммов на шесть и сантиметров восемьдесят. Где наш милый мальчик?

«Милый мальчик», фельдшер Паша Никифоров, в это время штудировал «Справочник акушера», пытаясь восстановить в памяти процесс появления человека на свет. Предстоящая работа его очень пугала. Впервые он будет ковыряться во внутренностях живого человека, причем женщины, причем беременной. Настя сказала, что ему необходимо быть просто на подхвате, а все основное она сделает сама, но все равно было жутковато.

Пройдя правее Воронежа, «Мурена» замедлила ход, и в лазарете зажегся свет над операционным столом. Полтора часа потребовалось Насте, чтобы достать ребенка, сшить матку, внутреннюю брюшину и кивнуть Пашке:

– Шей дальше сам – справишься.

Она сняла повязку и с удовольствием выпила стакан холодной воды.