Путь героев

У костра возникло движение — там снимали с треножника закипевший котел и разливали напиток по кружкам. Негромко перекликнулись струны настраиваемой виолы, отдельные аккорды соединились в легкую, прозрачную мелодию, вокруг которой закружился мечтательный девичий голос:

Если полночь приходит, а ты все без сна,
Сон уже не придет, как его ни мани.
Колыбельная песенка обречена
В эту ночь говорить о любви.
Над травою высокое небо во мгле
И ни звезд, ни луны, чтобы тьму разогнать.
На земле он родился и рос на земле,
На земле он учился летать.
Колыбельные песни для сна и не сна,
Колыбельные песни для тех, кто в пути.
На огромной земле ты осталась одна,
И другие к тебе не посмеют войти…

— Никто не заметил, куда подевался Лиессин? — осведомился Ротан, дождавшись завершения песни. — В последний раз я видел его вчера, когда мы провожали местного правителя. С тех пор он как в воду канул.

— Госпожа Джелья Дезирата с минувшего дня тоже куда-то запропала, — многозначительно протянул Эвье.

— Думаешь, они улизнули вместе? — Ротан восхищенно присвистнул. — Быстро же у него дела делаются…

Виола перешла в другие руки. Манера игры стала более отрывистой и резкой, а новый голос, хотя тоже принадлежал молодой женщине, звучал приглушенно, почти шепотом. Конни узнал бы эту манящую и кружащую голову интонацию где угодно. Наверняка Айлэ заметила устроившуюся на склоне компанию и решила спеть для своего верного поклонника, зная, какой силой обладает для Конни ее голос.

Распахну крылья, позову ветер,
Станет сон былью, чтобы был светел
День, который будет первым днем счастья,
Чтоб свершилось чудо, что в моей власти.

Я могу звать дождь своим братом,
Я могу дать имена травам,
Я могу слить с пламенем воду,
Я могу плыть там, где нет броду.
Я могу дать небеса птицам,
Я могу дать колесо спицам,
Я могу дать кораблю волны,
Дать могу волкам свет луны полной…

Коннахар вздрогнул от неожиданности, краем глаза заметив возникшую рядом женскую тень — невысокую, на удивление стройную. Женщина, не отрываясь, смотрела вниз, откуда долетал серебристый голос баронетты Монброн.

— Госпожа Солльхин? — осторожно произнес Эвье. — Что-нибудь случилось?

— Ступайте к костру, — некое предчувствие твердило Конни, что рабирийка пришла исключительно ради разговора с ним. — Я приду попозже.

Ротан и Коррент-младший с явной неохотой зашагали вниз по склону, время от времени оглядываясь. Солльхин не двигалась, только переводила слегка рассеянный взгляд с оранжево-черных языков разгорающегося на берегу костра на молодого человека.

— Вы все так похожи, — негромко сказала она, словно найдя окончательное подтверждение давно тревожившей ее мысли. — Схожие и разные одновременно.

— Кто? — рискнул уточнить наследник короны Аквилонии.

— Твой отец, ты, Айлэ, наследники Халька…

— Госпожа знакома с моим отцом? — не поверил своим ушам Конни. — И с бароном Юсдалем-старшим?

В ответ последовал короткий, еле заметный кивок.

— Но тогда… — рассыпанные кусочки мозаики с еле слышными щелчками заняли свои места, и Коннахар решительно начал: — Раньше тебя звали не Солльхин, верно? На самом деле…

Тонкая прохладная ладонь преградила дорогу готовым вырваться наружу словам. Конни оторопело замолчал, глядя снизу вверх на грустно улыбавшуюся рабирийку.

— Той женщины, о которой ты вспомнил, давно нет на свете. Солльхин — ее печальная тень, ожившая на несколько дней. Ты уедешь — тень развеется. Обещай помнить обо мне, Конни, ладно?

— Обещаю, — неповоротливым, внезапно заледеневшим языком выговорил молодой человек. — Но почему…

Женщина исчезла. Не развеялась в воздухе, подобно призраку, не стала белесыми обрывками тумана, не обернулась летучей мышью. Просто миг назад стояла в полушаге от Коннахара, чуть касаясь его краем темно-багрового платья, а теперь пропала, не оставив по себе никакого следа. Даже трава, кажется, осталась непримятой. И выводимая Айлэ кансона еще не закончилась:

Я могу тлеть для тебя свечкой,
Отогнать смерть, сделать жизнь вечной,
Подарить весну городам тесным,
А еще могу спеть тебе песню…

— Конни!