Путь героев

— Остается она во дворце, остается, я же сказал, — отрезал король, не сдержав усмешки при виде радости, озарившей лицо сына. — Успеешь еще налюбоваться. Только… Впрочем, сами разберетесь, не маленькие. И прекрати хлебать прекрасный мускат, как воду! Да, чуть не запамятовал. Достопочтенный месьор Борс Тегвир, воинский наставник, докладывает, что ты совсем забросил упражнения. Того и гляди забудешь, с какой стороны подходят к лошади! Посему своей королевской и, что гораздо важнее, отцовской властью в два раза увеличиваю для тебя время занятий в Фехтовальном Зале. Потом лично проверю, чего ты добился!..

З день Третьей весенней луны.

Треск ломающегося клинка, как полагал Конни, будет теперь преследовать его в кошмарных снах до самой смерти. Меч для позорной церемонии, само собой, взяли парадный, с тонким и заранее подпиленным лезвием. Звук получился именно такой, как требовалось — сухой, отрывистый, напоминающий резкий щелчок бича. Он заглушил даже низкие громыхания барабанов и мерный голос глашатая, зачитывающего королевский указ.

Слова приговора словно тонули в окружившем наследника престола густом сером тумане, походившем на дым от костра. Это и вправду был самый настоящий костер, где дровами служили стыд и раскаяние Конни. Отец говорил непреложную истину — Коннахар вел себя, точно маленький ребенок. Как теперь показаться во дворце? В лицо, конечно, никто не засмеется, но за его спиной наверняка будут перешептываться и тыкать пальцами. Единственное спасение — закрыться до наступления осени в своих комнатах и никого не впускать. Даже Айлэ.

Тихое звяканье заставило Конни на миг опустить глаза. Он увидел валяющийся под ногами безжалостно погнутый серебряный значок, изображавший маленького крылатого дракона и свидетельствовавший о его былой принадлежности к дворцовому легиону. Принцу внезапно захотелось нагнуться, подобрать фигурку и унести с собой — пусть напоминает о случившемся.

— Кру-угом! Марш!.. — лязгнуло над самым ухом.

Две шеренги слаженно развернулись и с какой-то непривычной торопливостью промаршировали к распахнувшимся двустворчатым дверям.

Конни потерянно смотрел вслед уходящим, в который раз пытаясь уверить себя: опала не настоящая. Осенью она закончится. В крайнем случае продлится до конца года. Его изгнание подойдет к концу, и новым королевским эдиктом наследнику вернут утраченное звание…

Тогда почему очертания гербов, вышитых на полотнищах знамен, развешанных по стенам Малого Церемониального зала, начинают подозрительно расплываться?

Кто-то настойчиво потеребил молодого человека за плечо, буркнув: «Иди за мной».

— Куда? — вырвалось у Конни прежде, чем он сообразил. Церемония еще не завершена. Разжалованному надлежит принять десять ударов хлыстом и на седмицу отправиться в камеру под зданием казарм. Первое из-за исключительности случая решено заменить символическим наказанием сшитой из образков кожи куклы-болвана, на которой обычно тренируются в точности метании ножей. Что касается второго, то здесь ничего не поделаешь — традиции есть традиции. Нельзя пренебрегать ими до бесконечности.

В глубине души Конни тихо порадовался тому, что на целых семь дней его оставят в покое. У него будет время как следует обдумать свой поступок и решить, какой должна стать его жизнь дальше.

Он достаточно спокойно вынес зрелище побиваемого болвана, хотя вздрогнул при первом хлестком ударе, невольно вообразив себя на месте бесчувственной куклы, набитой соломой. Молча спустился вслед за стражниками по просевшей от времени каменной лестнице в подвальные помещения, отрицательно покачал головой в ответ на вопрос, не нужно ли ему чего, и вошел в указанную дверь. Низкая толстая створка захлопнулась. Донеслись удаляющиеся по коридору шаги и опять грохот запираемого замка. Стало тихо. Должно быть, собратьев по несчастью принцу не полагалось.

Камера мало напоминала уютную комнату, но «преужасным узилищем» наподобие такого, что красочно расписывал отец, тоже не выглядела. Конни мимолетно пожалел, что в ней нет окон, если не считать крохотных отдушин под самым потолком, ткнул кулаком брошенный на лавку тощий тюфяк, нерешительно присел сверху… и сам не заметил, как задремал.

* * *

Проснулся он с ощущением чьего-то присутствия рядом. В камере появились новые предметы обстановки — колченогий стол и добротного вида скамья. На столе красовались бронзовая масляная лампа и внушительных размеров плетеная корзина, а на табурете сидел человек в плаще с низко наброшенным капюшоном. Когда Конни зашевелился, незнакомец обернулся, знакомым жестом сдвигая капюшон назад, и сочувственно поцокал языком.

— Мама? — спросонья Коннахар едва не принял гостью за порождение собственных грез. — Мама, ты что здесь делаешь?

— Нарушаю строжайший запрет моего супруга и повелителя, — невозмутимо отозвалась Зенобия. — Он не желает, чтобы тебя навещали. Я больше и не буду, но должна же я сперва лично взглянуть, как обращаются с моим мальчиком.