Путь домой

На выходе столкнулся с Борзым. Вокруг него сгрудилось пяток наших одноклассников, что ходили у Боряна в прихлебателях, и по одному виду этой компании было ясно, что их объединяет общая цель.

— Серый! — заорал Борька, столкнувшись со мной нос к носу у школьного сортира. — Пошли с нами.

— Куда? — не понял я.

— Жирдяя бить.

— Зачем?

— А чего он с нами на вкладики не играет? Куркуль. Мы ему накидаем и вкладики заберем. Идешь?

Я помотал головой.

— Слабак, — фыркнул Борзый. — Ну и ладно, нам больше достанется.

И они пошли по коридору в сторону класса. А я стоял и смотрел им в спины. Думал, что вот они сейчас придут, побьют моего друга и отберут у него самое дорогое. А я? А что я могу?

— Борян — дурак! — заорал я неожиданно для себя. — Борзая тупорылина!

Киселев резко обернулся и кинулся в мою сторону. Я бросился наутек, но как я ни гнал по коридорам, как ни убегал по этажам и лестницам, меня поймали.

На урок я пришел с опозданием, разбитой губой и порванным карманом. От учителя получил невеселую запись в дневник, но коллекция Олега в тот раз была спасена.

Жирдяя раскулачили несколькими неделями позже…

Я никогда не считал себя трусом, но и на рожон особенно не лез. Бывали ситуации, в которых предпочитал стоять в стороне. Но не зря говорят, что раз в год и палка стреляет. Случались в жизни и такие моменты, когда внутри — раньше мысли, помимо воли — возникало что-то толкающее на необдуманные поступки. Иногда я о них жалел, иногда — нет.

Сейчас не было времени даже на осмысление.

Мелькали ветки, качались перед носом сугробы.

Меня мотало из стороны в сторону. Я тонул в снегу, спотыкался, падал, поднимался и бежал дальше. В голове невесть из каких глубин памяти всплыла хрипатая песенка Высоцкого: «Рвусь из сил я, из всех сухожилий, но сегодня опять, как вчера, обложили меня, обложили, гонят весело на номера».

Дыхание сбилось. Я промок до нитки. Зато ушел холод. Временно, конечно, но хоть так.

Григорий и его люди гнали меня, как зверя. Азартно, весело, предвкушая расплату за все. За бегство, за уведенных Яну и немца, за то, что скакали за мной столько времени, бросив общину и все дела.

Я снова кувырнулся в снег, поднялся на ноги и бросился, пригибаясь и ежась, через лес. Чувствовал я себя при этом загнанным волком, на которого открыли охоту. А чего еще было ждать?

Дурак решил поиграть в героя. Похвально, но только умнее он от этого не стал. Как дураком был, так и остался.

На мой доблестный выход из кустов Фарафонов среагировал мгновенно. С реакцией у большого человека все оказалось в порядке: обернулся на окрик, увидел, узнал, скомандовал. На все это у него ушли считанные секунды.

По счастью, у меня реакция тоже сработала как надо. А может не она, а инстинкт самосохранения. Во всяком случае, с места я рванул раньше, чем люди Фары успели сократить расстояние между нами.

Послышались крики, захлопали беспорядочные выстрелы. Я пригнулся и ломанулся сквозь лес, не разбирая дороги, а только чувствуя направление.

Сзади орали. Стрелять перестали почти сразу, а вот крики не смолкали до сих пор ни на минуту. Все, что мне пока удавалось, это сохранить отрыв. Увеличить его не получалось. А ведь у них Яна — явный балласт.

Видимо, преследователи разделились. Значит, надо сохранить разрыв и успеть нырнуть в червоточину прежде, чем догонят. Вряд ли Фара станет рисковать и лезть в червоточину группами. Если он возглавляет преследование, а Яна осталась с кем-то в арьергарде, то побоится потерять Яну. Если же остался с Яной, а меня гонит Толян сотоварищи, то не захочет оставаться без людей. Нет, в червоточину они пойдут только вместе. Значит, будут ждать.

Так что, если я успею, балласт сыграет свою роль, и фора у меня будет, пусть и небольшая. Оставалось надеяться, что немец со Звездой успели добраться до червоточины. А вот дальше у меня будет свой балласт, и скорость снизится критично. С Штаммбергером по лесам не побегаешь. Он и без этого вот-вот помрет.

Я зацепился ногой за что-то невидное под снегом и полетел вперед. На этот раз все вышло настолько неожиданно, что я растянулся по полной программе, смачно ткнувшись харей в сугроб.

Снег набился в рот и нос, залепил глаза. Я поднялся, провел ладонью по лицу.

Сзади свистели и перекрикивались. Меня заметили. Хлопнули два выстрела.

Я припустил быстрее. Но расстояние уже все равно сократилось.

Не зря писал хрестоматийный классик, что все беды от ума. Не хрена было думать. Бежать надо было. Задумался, и вот результат. Еще бы подумал, как долго буду умирать, если меня поймают.

От этой мысли по спине пробежал озноб, и я невольно задвигался быстрее, хотя сил, казалось, уже не осталось.

У преследователей явно прибавилось азарта. Они гнали меня и улюлюкали. «Обложили меня, обложили, гонят весело на номера».

За деревьями впереди стало светло. Слава богу!

Невероятным усилием я прибавил ходу. Веселья позади меня поубавилось. Снова грохнул выстрел. За ним другой. В паре шагов от меня ствол сосны вспух золотистой розочкой. Сменившийся ветер, что теперь дул в спину, подгоняя меня, помогая бежать, принес запах пороховой гари.