Он взял повод и вышел. Ветер обрушился на него стеной дождя, и Джондалар едва не упал. Лило так, что казалось, извергается водопад. Было намного хуже, чем он предполагал. Палатку могло вскоре смыть, и дождь насквозь промочил бы спальные мешки и подстилку. Он был рад, что Эйла настояла, чтобы они поспешили. При свете молнии он увидел, что она силится навьючить сумки на Уинни. Жеребец был рядом.
— Удалец! Иди сюда! Давай, Удалец! — позвал Джондалар.
Жуткий грохот прорезал воздух. Сверкая белками, жеребец попятился и, заржав, начал носиться кругами. Глаза его бегали, ноздри расширились, хвост яростно крутился. Он пытался найти источник страха и не мог, это страшило его больше и больше.
Мужчина поспешил к жеребцу и попытался обнять его шею. Между ними была прочная нить доверия, и знакомый голос и руки подействовали успокаивающе. Джондалар ухитрился надеть уздечку и взялся за повод, надеясь, что следующая молния вместе с громом придут попозже. Эйла подошла за последними узлами. Волк двигался за ней.
Когда она вышла из палатки, Волк взвизгнул и побежал к ивняку, затем вернулся и снова взвизгнул.
— Мы идем, Волк! — И, повернувшись к Джондалару, добавила: — Больше ничего нет. Давай поспешим! — Она побежала к Уинни и водрузила сумки на нее.
В ее голосе было столько отчаяния, что Джондалар испугался: вдруг Удалец вновь заартачится? Разобрать палатку было пустячным делом. Он выдернул поддерживающие шесты, сложил в специальную сумку, затем увязал тяжелые промокшие шкуры, взвалил на лошадь. Та закатила глаза и попятилась, когда Джондалар уцепился за гриву, чтобы вспрыгнуть ей на спину. Он уселся, но не слишком удачно и чуть было не свалился, так как Удалец взбрыкнул, но Джондалар, ухватившись за его шею, удержался. Эйла услышала волчий вой и странное рычание. Она влезла на Уинни и оглянулась, убеждаясь, что Джондалар уже сидит верхом на ржущем жеребце. Как только Уинни успокоилась, Эйла заставила ее двинуться вперед. Та сразу же вошла в галоп и понеслась так, как будто кто-то гнался за ней. Ей, так же как и Эйле, хотелось побыстрее убраться из этого места.
Впереди, продираясь сквозь кусты, бежал Волк. По мере продвижения странный грозный рев становился все громче. Уинни, огибая деревья и перепрыгивая через препятствия, мчалась по подлеску. Крепко уцепившись за шею лошади и нагнув голову, Эйла позволила Уинни самой выбирать путь. Она ничего не видела в дождливой тьме, но чувствовала, что они несутся к склону, ведущему вверх, в степь. Внезапно сверкнула молния, и вся долина наполнилась сиянием. Кругом росли буки, и склон был уже недалеко. Она оглянулась на Джондалара и не смогла перевести дух. Деревья сзади него двигались! Прежде чем опять стало темно, она увидела, как опасно наклонились несколько высоких сосен. Наблюдая падающие деревья, она не замечала, что рев становится громче, и лишь позднее отметила, что рев достиг неимоверной мощи. Даже удар грома растворился в нем.
Они были на склоне. Судя по шагу Уинни, они ехали вверх. Ничего не видя, Эйла полагалась лишь на инстинкты лошади. Она ощущала, как та скользит иногда и снова устремляется вверх. Наконец они выбрались на открытое пространство. Сквозь дождь она даже могла различить несущиеся тучи. Должно быть, они выбрались на тот луг, где вечером паслись лошади. Удалец и Джондалар двигались рядом. С трудом она все же различила, что он тоже, склонив голову, обхватил коня за шею. Уинни замедлила шаг, и Эйла услышала ее тяжелое дыхание. Лес за лугом был реже, и Уинни уже не петляла, огибая деревья. Продолжая держаться за шею лошади, Эйла слегка выпрямилась. Удалец было обогнал Уинни, но затем тоже пошел тише и сравнялся с ней. Деревья сменились кустарником, а тот — травой, а затем в темноте, в отблеске туч, перед ними открылись степи.