Долины справа и слева от маршрута «туристического пробега» были давно и надежно выжжены и разровнены теми самыми «палящими тучами», что сейчас исправно катились по склонам вулкана. Только высота отрога давала некоторую гарантию, что до гребня эта дрянь не долетит. Впрочем, некая защита от этого у Бриса имелась. Его одежда и маска могли некоторое время выдерживать температуру около трехсот градусов. За это время вполне можно было попытаться выбраться или добежать до вездехода.
Однако, судя по виду растительности – деревьев и кустарников на гребне, сюда пока никакие «палящие тучи» не залетали. Только вулканические бомбы. Но так как в ближайшие сутки ветер не поменяется, то досюда они не долетят. Впрочем, как сказали геологи, извержение стихает. Так что и бомб не стоило бояться.
Брис как раз обогнул одну такую, сравнительно свежую. Размером с небольшой сарай. Было хорошо видно, что, пока она летела, корка успела затвердеть, в отличие от тестообразной сердцевины. Когда она грохнулась на землю, оболочка растрескалась, «бомба» сплющилась, выставив наружу медленно застывающую красно-бурую огненную сердцевину, пышущую жаром сквозь широкие трещины. Под ней еще тлел ствол расплющенной пальмы.
Пройдя немного вперед, Брис вышел за пределы небольшого редколесья, и теперь вид на вулкан ему ничто не заслоняло. Слегка покружив на месте, он выбрал небольшую, но уже давно остывшую вулканическую бомбу и взгромоздился на нее. Прекрасный вид. Первозданная стихия, которую он давно мечтал посмотреть «живьем»… И ни души вокруг.
Стажер поставил рядом на валун свой коммуникатор, настроил его на запись и, направив на вулкан, погрузился в размышления. Несущееся к небесам пламя и рев стихии этому как-то даже способствовали.
А обдумать стоило многое, хоть мысли и скакали с одной темы на другую, прерываясь на некоторых примечательных деталях извержения.
Первое, что он вспомнил, это слова Гюннара.
Бриса очень сильно заинтересовал и задел Микля Транайский. И тем, что нес какую-то дикую чушь, и тем, что из-за него, хоть и недолго, пришлось провести время за решеткой.
Тогда в баре, после освобождения из-под стражи, в кругу уже совсем упившихся завсегдатаев Гюннар разоткровенничался:
– Бывал я на Транае. Дважды. Планетка уютненькая… могла бы быть, если бы не население. Когда-то их олигархи держали за яйца половину Конфедерации. Не помню уже из-за чего, но однажды вся эта половина собралась и дружно послала на… и Транай, и транайских олигархов. Но комплекс «Великих и Ужасных» у транайцев остался.
Премерзкое зрелище!
Во-первых, как только вылезаешь из корабля, над тобой тут же начинают издеваться таможенники. Причем не по делу, а просто так. Чтобы показать тебе, что ты кусок дерьма, а вот они! Благодаря чему на Транай ни один торговец, за исключением самих транайцев, не летает.
Дальше – больше! Когда выходишь в город – смотри в оба. Самая лучшая политика – вообще ни с кем не общаться. Почему? Да сразу узнаешь о себе очень много нового.
При этих словах Гюннар гнусно хохотнул и продолжил:
– Если узнают в тебе пришлого, так просто не слезут. Ведь они до сих пор считают себя самыми лучшими, самыми умными и вообще самыми-самыми во Вселенной. А раз думают, что они самые передовые, то любят всех учить, как жить. Все их посылают, но они на это не обращают внимания, только злятся и настаивают. Тогда их посылают еще дальше… и так далее, пока не доходит до мордобития. А полиция там, я тебе скажу, еще та мерзопакость… То есть, тебя могут на месте грохнуть, и ничего никому не будет. Потому что ты «отверг Вечные и Всеобщие Общечеловеческие Ценности»… Ну, как они их понимают. И все местные это знают. И вот эту гнусную черту – задирать всех на тему, какие они передовые, – транайцы тянут на звезды.
Гюннар выматерился и стукнул кулаком по столу. Видать, воспоминания о посещении Траная были еще те.
– Так что если услышишь слово «Транай» или «МЫ ТРАНАИЦЫ», – продолжил он, – держись от говорящих это подальше. Дерьмогейзер – еще тот. Космических масштабов.
– Мне мои родители то же самое говорили, – усмехнулся Брис.
– Умные у тебя родители, – одобрительно хмыкнул Гюннар. – Вот и слушайся их совета. Они любимому сыну плохого не присоветуют.
Как понял Брис, расспрашивать на самую интересную для него тему – об устройстве транайского общества – Гюннара было бесполезно. Уж слишком злобно он против Траная был настроен. Обстоятельства этому весьма способствовали. Так что Брис задавил в себе жгучее любопытство, запихал его подальше и продолжил пить пиво, как ни в чем не бывало.
Отложив это воспоминание, он вернулся к насущному.
Тягостные предчувствия не давали ему покоя в последние дни. Брис заметил, что за ним следят. Заметил косые взгляды. Заметил разговоры о нем, тут же прекращающиеся, стоило ему появиться в поле зрения говорящих. Это ощущение было, как сгущавшиеся тучи перед грозой. Но никто, именно что никто здесь даже не пытался его расспрашивать о Вознесении, о веркомо.