— Да я чего, я ничего, — начал козёл, форсируя голос. — Да он мне сам — сильнее, говорит, сильнее. Вот я того… Вставил как следует. А у него там всё нежненькое такое…
— Пидор гнойный, — не сдержался крот.
— Кто гнойный? — тут же заелся козёл, с надеждой зыркнув на кота.
— Шёл бы ты отсюда, Септимий, — с усталым отвращением проговорил Базилио. — Далеко и надолго.
Крот смолчал, просто посмотрел на козла внимательно. Но что-то было в его взгляде. Что-то такое, отчего Попандопулос немедля заткнулся, бросил гуся на середине зала и поволокся к выходу.
— Жаль его. Внятный был барыга, — заключил крот.
— Грабил он вас, — напомнил Боба.
— Да я знаю. Кто чего будет? Хоть и умер плохо, а всё-таки гусь.
— Н-да. Надо оказать уважение. Основа гастрономическая, — подтвердил Боба.
— Мне печёнку, — обозначил свой интерес перс.
— Печёнка у него циррозная, — предупредил кротяра. — Хотя цирроз вкус даёт… Кстати. Как зовут-то?
— Базилио, — представился кот. — Можно Баз.
— Красиво. Я Карл. Позывной «Римус». Так и зовите.
— Тоже красиво, Карл, — сказал кот.
— А меня вы знаете, — резюмировал Боба. — Ну так чего? По первой, за знакомство?..
В этот момент проматываемая нить воспоминаний с треском лопнула.
Кот развернулся пружиной и подпрыгнул, шерсть встала дыбом. В животе стало пусто и гулко, и кот успел подумать, что это, наверное, и есть настоящий ужас.
Прямо на него смотрели два немигающих глаза, между которыми торчал зазубренный крючковатый клюв.
Глава 20, в которой кое-кто и не подозревает, что очень скоро получит награду за свои труды, вот только не совсем ту, на которую уповал
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
Входящие /000768041630
ДОКУМЕНТ: запрос на списание оборудования
ФОРМА ДОКУМЕНТА: стандартная
ОБОРУДОВАНИЕ: молекулярный щуп-датчик SNN199-3
СИТУАЦИЯ: механическое повреждение корпуса, вызванное усталостным напряжением в условиях резкого температурного перепада
СОСТОЯНИЕ: восстановлению не подлежит
РЕШЕНИЕ: утилизация
ОТВЕТСТВЕННЫЙ: Ib 318461 (Алиса Зюсс)
ЭКСПЕРТИЗА: Ib 34674 (Джузеппе Сизый Нос)
День начался как обычно — с судорожных сокращений матки.
— Ленинград, Ленинград, — закричал женский голос из плеера, — я ещё не хочу умирать…
«Я не хочу умирать, я хочу умереть», — почувствовала Алиса. Это было именно чувство — оно накрывало изнутри, с головой, от него леденели пальцы, лицо, кончик носа. Алиса знала, что бороться с этим бесполезно. Нужно было просто пережить. Как и всё остальное.
— Ленинград, у меня телефонов твоих номера, — кричал голос.
Лиса протянула лапу, выключила звук. В тишине желание смерти проходило быстрее.
Она выдержала несколько мгновений полной беспросветности, сбросила одеяло и резко согнула колено. Боль выстрелила в сустав, обожгла ногу, впилась когтями в бедро. Лиса закричала и так же резко выпрямила ногу. На этот раз боль ударила в другую сторону — к ступне. Ощущение было, будто в мышцы набили стекла. Но ледяная волна отхлынула. Боль была её союзником; Алиса относилась к боли с ненавистью и уважением, как к старшей сестре, которую трудно выносить, но которая почему-то всегда оказывается права.
Она села на постель и принялась обкалывать ногу — сначала укол в суставную сумку гиалуроновой кислотой, потом гидрокортизон, и два обезболивающих в мягкие ткани. Последний укол в бедро — чтобы можно было раздвинуть ноги: вектора и там что-то перекроили, протянули какие-то тяжи, которые при движениях рвались. Гордая лиса стонала сквозь зубы, не открывая рта. Зато немного отпустила вечная хочка. Алиса решила, что гигиенические процедуры можно пропустить, или хотя бы не начинать день с них. После смертного холода и боли переступать ещё и через то отвращение к себе, которое обычно наступало после латексной палки, было выше её сил.
Под душем матку всё-таки скрутило. Хуже всего было то, что она смогла кончить, только представив себе Семнадцать Дюймов внутри себя. Если необходимость мастурбировать просто ранила её гордость, то эта новая зависимость — рвала её на части.