Абай не видел, много ли собралось народу. Он и не предполагал ехать со всеми, — его гости, собравшиеся из дальних мест, сегодня в обратный путь не двинутся, значит, нужно позаботиться о вечернем угощении. Поэтому и сам он и Изгутты были заняты. Их жигиты тоже ни на шаг не отлучались от них — Абай не отпустил ни одного. Только Ербол не устоял перед соблазном.
— Я хоть новости вам сообщу — расскажу, что там делается! — И он стремглав ускакал на место сбора.
Он часто возвращался с новостями. Еще никто не знал, сколько человек собралось со вчерашнего дня. Он уверял, что съехалось несколько тысяч.
Гости Абая в ожидании знака тоже сели на коней. Байсал с призывным кличем поднял стяг и помчался в сторону Карашокы. Там простиралась широкая равнина, скачки должны были происходить на ней. Как только стяг полетел вперед, верховые, ждавшие знака, сплошным потоком хлынули за ним. Абай, глядя со стороны, убедился, что гостей собралось огромное количество. Улжан, Айгыз и слуги, выйдя из юрт, с удивлением смотрели на непрерывный людской поток.
Огромная толпа всадников двигалась мимо них одним только своим краем, другого не было видно. Она текла непрерывными волнами. Она неслась, как гонимая ветром туча. Здесь собрались все, кто только мог сидеть на коне.
Ербол сообщил число коней; участвующих в состязаниях: оказалось, сто пятьдесят скакунов. Байга предназначалась десяти победителям. Каждая байга состояла из девятки: первая возглавлялась верблюдом, вторая — слитком серебра, вчерашним приношением Улжан. Байга борцам тоже состояла из девяток.
Еще в полдень Улжан вызвала Абая и сказала ему, что если гости останутся и завтра, то угощения не хватит. Вот почему Абай не мог присутствовать на торжестве: он спешно послал Мирзахана и Изгутты домой — просить Кудайберды немедленно пригнать пять отгульных стригунов и напомнить, чтобы завтра не оставили гостей без кумыса. Большинство разъедется сегодня вечером, но гости Абая задержатся еще на сутки. Для него этот ас — тяжелые хлопоты, не прекращающиеся ни днем, ни ночью, сутолока непрерывного ухода за приезжими.
Вечером гости вернулись усталые, изнемогающие от жажды. Их встретили такие же приветливые, как вчера, ловкие жигиты. Сначала они утолили жажду гостей прохладным кумысом, а затем подали чай. Жигиты по двое вносили огромные самовары, пыхтевшие клубами пара. В юртах сразу же становилось весело и уютно. Сегодня и гостеприимство и обилие угощения у Абая превзошли вчерашнее. К вечеру Байдалы, Байсал и Суюндик тоже пришли сюда. Улжан и Абай нарочно пригласили их в юрты приезжих родичей Божея, — им хотелось, чтобы старейшины-устроители своими глазами убедились в обилии и изысканности угощения и в радушном гостеприимстве иргизбаев.
Абай и в эту ночь не сомкнул глаз, третья ночь была также полна забот и волнений.
На следующий день, по распоряжению Абая, обед был приготовлен и подан раньше обычного. После угощения аксакал — дядя Божея, приехавший из Наймана, вызвал Абая, горячо поблагодарил и от всего сердца благословил его.
Улжан, Изгутты и Ербол с беспокойством заметили, как изменился Абай за эти дни. Его лицо осунулось, он был смертельно бледен, точно после тяжелой болезни: глаза покраснели, щеки ввалились.
Но Изгутты и Ербол сами были переутомлены донельзя. Все трое стали подсмеиваться над собственным видом и шутливо переговаривались:
— Мы похожи сейчас на ту серую клячу Караши, которую вчера в самый зной послали на байгу! — посмеивался Ербол.
— Я мечтаю только о сне, готов свалиться тут же на месте! — признался Абай.
Но в эту минуту к ним подошел Байдалы и позвал их в юрту Божея. Ас еще не кончился, предстояло его завершение: следовало заколоть траурных коней Божея, разобрать и раздать траурное убранство юрты.
Близкие родичи не могут отказываться от этого. Все тобыктинцы во главе с дядей Божея приступили к завершению поминок. Когда Байдалы в сопровождении толпы родичей подошел к юрте, женщины, целый год соблюдавшие траур, вышли им навстречу. Байдалы снял с юрты бело-черный стяг и передал Байсалу. Тот, как требовал обычай, бросил стяг на землю и переломил его древко. Ас кончился. Трауру исполнился год.
По приглашению Байдалы Суюндик с толпою родичей вошел в юрту и начал снимать траурное убранство. Это был второй знак. В ту же минуту байбише и две дочери Божея, повернувшись спиною к собравшимся, начали поминальный плач. Сидевшие в юрте молча плакали. Это был последний плач, последние слезы, посвященные памяти Божея. Последний раз был прочитан коран, совершено последнее моленье. Все вышли из юрты.
К ней подвели двух траурных коней Божея. Они разжирели и успели одичать. Со слезами на глазах родичи свалили коней, и Байдалы собственноручно зарезал их.
Все трое — и Байсал, повергший на землю траурный стяг, и Суюндик, разобравший траурную юрту, и Байдалы, зарезавший коней, — были самыми старшими и близкими друзьями Божея, поэтому право на совершение последних обрядов аса, по обычаю, принадлежало им.