Путь.

Он опустился в потрепанное кресло, закрыл глаза и четырьмя пальцами уперся в виски. Мысли судорожно бегали в его голове, не желая складываться в общую картину. Сначала он думал о своем детстве и юности, пытаясь найти там причину, но после осознал, что это всё не то. Затем очень долго размышлял обо всякой ерунде — вроде мелких обид, которые давно уже пора было забыть. И за всей этой горой ненужной информации он чуть не пропустил свалившееся на него озарение.

— Я же у себя в голове! А у меня в голове должны быть мои правила! — Он представил себе, что находится внизу, а вовсе не на крыше, что просто сидит в кресле у придорожного знака, и открыл глаза.

Мимо, закутавшись в мысли и одежду, мерно следовали люди. Они настолько были погружены в свои проблемы, что вовсе не замечали ничего вокруг. Кто-то копался в мобильном телефоне или планшетнике, кто-то слушал музыку в наушниках, объединяло их лишь одно: им всем было наплевать друг на друга.

Арсений встал и, несмотря на четко обозначенное направление движения людского потока, пошел в другую сторону. Сначала его никто не замечал. Потом стали махать руками, намекая, что он идет не туда и мешает движению, а после и вовсе стали толкать. Это продолжалось до тех пор, пока он не дошел до знака. Приблизившись к нему, он уверенно выдернул его из держателя.

— Теперь это мое, — произнес он, — и все, кто хочет, могут пойти за мной. Я могу показать вам другой путь! — Он уверенно пошел в пустой переулок, подняв знак над головой.

Большинство людей, которые его услышали, остановились, а какая-то парочка даже неуверенно поплелась за ним, испуганно озираясь по сторонам и махая руками товарищам, предлагая идти с ними. Немного посомневавшись, из строя вышли еще несколько человек и последовали за Путешественником. Арсений уже перестал обращать внимание на то, как один за другим у него прибавлялось последователей. Он судорожно сжимал в руках дорожный знак, пока не понял, что тот ему уже не нужен. Тогда он бросил его в какое-то темное ответвление, где что-то зазывно звякнуло. Он обернулся.

Это была дверь, причем та самая дверь, Путешественник почему-то это точно знал. Дверь была открыта. Из нее неприятно сквозило, слышались какие-то невнятные шорохи и бормотание. Арсений остановился, но его последователи, не обращая на это ни малейшего внимания, продолжили свой путь без знаков. Только вперед. Он посмотрел на всё прибывающие ряды захваченных этим действием людей, которые теперь стали чуть ближе друг к другу. Цель их сплотила, но у Путешественника была теперь своя цель, и он только сейчас стал понимать это: ему нужно было идти, оставаться здесь ему точно не хотелось. Немного помедлив, он сделал шаг к двери.

Оказалось, что подойти к двери было неимоверно сложно, мешало всё — от ветра в лицо до непонятных чужих мыслей, что делать этого не стоит, но Арсений шел вперед, невзирая ни на что. Эта дверь должна быть закрыта, вопрос только в том, входить ему в нее или нет — это еще предстояло решить. Преодолев несколько десятков шагов, он достиг ручки и, совершенно вымотанный, оперся на нее всем телом. Дверь начала закрываться, и именно в этот момент Путешественник понял, что ему делать. Он не может остаться здесь, не должен, это не его мир, как и все остальные, и поэтому он будет по ту сторону двери, насколько бы сложным это ни оказалось. Собрав последние силы в кулак, он прыгнул в темноту, одной рукой крепко ухватившись за ручку с другой стороны, чтобы закрыть за собой дверь…

Потом были мрак и мерзкое, скользкое ощущение погружения куда-то.

Глава 10. Вместо эпилога

Сизый полукруг солнца медленно и лениво спускался на город, обволакивая своими лучами его сонных от жары обитателей. Эти люди — те, кто чуть раньше, ничего не подозревая, просто шел по домам, к магазинам и многочисленным ресторанам, по каким-то своим делам, — в один момент вдруг резко остановились. Всё замерло, и стороннему наблюдателю могло показаться, что весь мир сейчас не движется. Продолжалось это всего долю секунды и, понятное дело, никто из участников действия даже не заметил случившегося. Более того, никто не приметил и перемен, которые произошли вокруг, для них всё осталось таким же, как и раньше. Тем не менее, если бы читателю удалось на секунду отвлечься от злободневных проблем и оглянуться вокруг, то он обратил бы внимание на то, что трава стала чуть-чуть зеленее, а воздух — немного чище, и как будто перестала кровоточить та рана, что пыталась затянуться на протяжении многих поколений.