Путь.

Арсений встал, он понимал, что его изображение транслируется на каждый экран чужого ему мира, и каждый человек сейчас внимательно вглядывается в его лицо. Это было страшно. Даже люди на арене отвлеклись от игрища и смотрели на этого одинокого человека на экране, да и сами участники с удовольствием прекратили свою бойню и ждали, когда же незнакомец заговорит. Арсений несколько раз пытался начать свой монолог, но вместо слов у него выходило нечленораздельное мычание. Наконец, пересилив нервную дрожь, он всё же сказал:

— Послушайте, люди, очнитесь! Что вы делаете с собой и со своей жизнью? Смóтрите шоу! Да вы, наверное, шутите? Вы убиваете лучшие дни своей жизни у глупого телеэкрана, в поиске пустых развлечений и ухахатываетесь над глупостью и неудачами других. То, что вы смотрите, настолько дико и порочно, что вы порой нервно щуритесь, отворачиваетесь, но всё равно продолжаете смотреть и глупо хохотать. За этим беспросветным глядением в экран проходят года. Люди уходят и приходят, а вы как были, так и остались около своих экранов, созерцая форменное ничто, пожирающее ваш мозг и ваше время. Не мне вам рассказывать, как быть и что делать, но просто оглянитесь вокруг, задумайтесь, что происходит, и сделайте наконец что-нибудь со своей жизнью, а то под конец, обернувшись назад, вы не увидите ничего, кроме экранов вечного шоу…

Его речь была проста и откровенна, и чем больше он говорил, тем больше погружался в собственный монолог. Вскоре он начал размахивать руками и что-то выкрикивать, доказывать и бить кулаком в ладонь. Это было захватывающе и проникновенно. Арсений потерял счет времени, и реальность ускользала от него. Когда он закончил и поднял глаза, на него всё так же светила камера, но было ощущение, что, кроме этого света, ничего больше нет. Он обернулся вокруг и не обнаружил знакомой обстановки, лишь этот свет, который был и сверху, и снизу. Казалось, что он стоит прямо в воздухе. Желая проверить это, Арсений сделал шаг вперед и полетел вниз, во всепоглощающее белое сияние, и лишь последний укол резкой боли в руке напомнил о том, что он еще есть.

Глава 8. Волшебная таблетка

Солнце неспешно садилось на праздный дремлющий город. Его лучи лениво скользили по каждому, кто в этот час направлялся домой, по делам или просто гулял навстречу сумеркам. Люди, как всегда, торопились, стремились куда-то успеть, но что-то в этой картине незримо изменилось. То тут, то там прохожие улыбались друг другу, с лиц исчезло безразличие, и пропал этот ужасный серый цвет из гардероба большинства прохожих. Всё те же транспортные потоки сходились и расходились на улицах мегаполиса, но машины стали чистыми, а люди в них — опрятнее и приветливее, пропускали друг друга на перекрестках и больше не хамили, наверное, не было повода. С автомобилей и с улиц исчезли развешанные ранее повсюду мобильные телевизоры, долбящие рекламу и всякую прочую дребедень.

Люди больше не шли, уставившись невидящими глазами в экраны бесполезных пластмассовых ящиков, высматривая там истины, которых в них никогда не было. Они общались друг с другом — с тем, кто шел рядом или просто попался по дороге домой на остановке, и это было замечательно. Парни вели своих девушек под руку в бесчисленные кафе вокруг, и среди всех этих пар чувствовалось единение, не обремененное необходимостью искать что-либо. Всё изменилось в этом новом мире, мир стал другим, и сейчас Арсений смотрел на него откуда-то с высоты, может, из окна небоскреба, а возможно, и попросту вися в воздухе. Что, однако, не могло не настораживать.

Неожиданный удар в плечо привел его в чувство.

— Готово, шеф!

Арсений по-прежнему находился в тату-салоне, распластанный в кресле среди задымленного сигаретами антуража. Напротив него сидел бородатый татуировщик и тихо посмеивался:

— Да, таких остолопов у меня еще отродясь не было. Пришел ко мне, значит, с бумажкой, полной неадекватных символов, и говорит: «Рисуй». А сам — ась, и отрубился. Ну я нарисовал как смог, вроде, похоже, ты посмотри. Хотя даже если не понравится, деньги я всё равно возьму. Тут никакой гарантии, сам понимаешь.

Путешественник взглянул на свою руку, с которой заботливо была стерта сукровица. Рука сильно саднила, но символы, которые были там изображены, очень походили на те, что Арсений хотел изобразить. Он сосредоточился и внимательно стал смотреть на эту китайскую грамоту, но, как ни старался, закорючки так и оставались на месте, не меняя своего значения. Значит, он был дома, в реальном мире, и его теория работала.

— Спасибо, — коротко бросил наш герой и положил деньги на прилавок. — Сдачи не надо.