Мне захотелось вымыться после разговора с этой женщиной. Я представлял себе, как они жили с Льеном, ведь многое я видел своими глазами, и мне становилось противно. Пока я вел их вчера к башням, Анна постоянно плакала. Мокрое красное лицо, грязная одежда после взрыва. Не платье, красивое и аккуратное, а полупрозрачная ночная рубашка, сквозь которую видно практически всё тело. Льен променял товарищей на эту женщину. Слабую. Глупую. Так бы и придушил их обоих своими руками, но мне неприятна была сама мысль о прикосновении к ним. Хватит и того, что мне пришлось вести эту женщину, держа за шею, через весь город.
– Уберите всё лишнее из камеры и не давайте ей еды в ближайшие сутки, – скомандовал я солдатам у камеры.
Они кивнули и быстро начали выполнять приказания. Уходя я видел, как из камеры вынесли всю мебель и снова заперли. Вернувшись к Судье, я застал его сидящим напротив камеры Льена. Оба молчали.
– А, это ты… – Судья даже не посмотрел на меня. – Ну как там твоя подопечная?
– Отлично. Я оставил её отдохнуть и подумать. Думаю, завтра она будет сговорчивее и начнет понимать, что происходит на самом деле. И посмотрит на командира Льена иначе.
– Что вы с ней сделали? – Льен подорвался к решетке, но остановился, не доходя до неё.
– Ничего. Мы просто поговорили. Я немного объяснил ей, как устроен мир и что такое эта ваша любовь.
– Только попробуйте сделать с ней что-нибудь!
– Вы хотите нас запугать? – Судья засмеялся. – Вы полностью в нашей власти. И мы хотим предложить вам сделку. Откажитесь от этой женщины и вообще от притязаний на постоянную любовницу и сожительство. Не подрывайте устои нашего общества. И возможно, тогда мы простим вас, оставим в живых и даже позволим занимать не последнюю должность в армии.
– А что будет с Анной?
– Её судьба не должна больше вас волновать. Теперь каждый отвечает сам за себя. У вас сутки на принятие решения. По истечении этого времени, у Палача будут развязаны руки, а вы всю жизнь будете страдать из-за мыслей о том, как мучительно умирала ваша возлюбленная, – Судья встал и направился к выходу.
– Звери! Изверги! Вы не люди, раз творите такое!
– Мы просто защищаем наш мир. И вас. От вас самих, – я смотрел на Льена, на его метания по камере, на отчаяние в глазах и мне стало его жалко. Как можно вот так подставить себя из-за простой женщины, пусть даже и красивой. Почему он не хочет успокоиться и принять наши условия? Такой подрывник нужен нашей армии. Но его слабость слишком велика. Судья вышел, и мы остались в тюрьме одни.
4.
– Палач… У тебя ведь есть имя? – тихо спросил Льен.
– У любого человека есть имя.
– Назови его, – Льен сидел спиной ко мне уже с полчаса и не шевелился, я наблюдал.
– Его знают только те, кто отдает мне приказы.
– Это глупо. Ты не вещь и не игрушка. Почему ты не думаешь своей головой, почему не хочешь быть просто человеком?
– Тебя растили как подрывника. Твою женщину – как архивариуса. Меня – как Палача. Вот и всё. Если я захочу, чтобы кто-то ещё, кроме Совета, знал моё имя, я его назову его. Но тебе не собираюсь говорить. Мне жаль тебя, Льен. Ты выглядишь как побитый пёс. Ты слаб.
– А ты разве нет? Только слабый может издеваться над женщинами, над чувствами. Любовь это то, что никто не может контролировать. Нельзя заставить человека любить и нельзя заставить его разлюбить.
– Можно, Льен. Ты просто не видел, как женщины убивают своих любимых мужчин и наоборот. Только лишь ради того, чтобы сохранить свои жизни. Никто ещё не сделал выбор в пользу другого. И не думай, что вы с Анной исключения, – мне ужасно не хотелось с ним говорить. Я вдруг почувствовал тяжесть в плечах и руках, мне хотелось спать.
– Если ты когда-нибудь окажешься на моем месте, а ты там точно окажешься, – вспомни мои слова. Каждый, кто любит, готов на самую невероятную жертву. И мужчина готов принять смерть даже от рук любимой, ради того, чтобы она осталась жить. Самопожертвование это называется. У животных так же. А мы – люди. И мы умеем чувствовать. Поэтому я знаю, что Анна готова погибнуть за меня так же, как и я за неё.
– Я никогда не окажусь на твоём месте.
– Посмотрим, Палач…