Пустошь. Дом страха

Хотя и босой, я не чувствовал под ногами холодный лед. Вероятно, в свете тонкого серпа полумесяца наши лица казались синюшными и зловещими. Окружающая ночь выглядела сюрреалистичной, и я подумал: «Меня здесь нет. Я не иду вместе с братом к этому сараю». Орсон держался совсем близко, тяжело дыша и кряхтя, словно ему приходилось прилагать усилия, чтобы не отставать от меня. Уход в себя или обморожение, а может быть, и то и другое. Дойдя до двери сарая, я остановился и обернулся. Орсон ковылял следом, держа в трясущейся руке «Глок». В лунном свете я разглядел его лицо – кончики ушей почернели, щеки, губы и лоб мертвенно-бледные от мороза.

– Ты жадно пил пахту, – усмехнулся он. – Заходи. Дверь не заперта.

Я толкнул дверь плечом, и она отворилась. Когда я увидел то, что сделал Орсон, у меня колени подогнулись от страха. Внутри сарай был заполнен свечами – десятки свечей горели на полу и на полках. Бесчисленные тени плясали на бетонном полу, на стенах, на балках перекрытий. Я увидел железный столб, кожаный ошейник, кусок пленки, расстеленный на полу, чтобы собирать мою кровь.

– Все это для тебя, – прошептал Орсон. – Смерть при свечах.

– Орсон, пожалуйста…

Кончик ножа воткнулся мне в спину, принуждая войти в дверь. Проходя по бетонному полу, я смотрел на дыру в стене в дальнем углу. Предположительно, Орсон весь день прятался под снегом, а с наступлением темноты пробрался сюда. Выломанная сосновая доска лежала на полу.

– На пленку! – приказал Орсон.

Увидев, что я медлю, он сделал три шага ко мне и направил «Глок» в левое колено. Я тотчас же шагнул на пленку и опустился на колени.

– Ложись на живот! – приказал Орсон, и я распростерся на полу.

Орсон натянул ошейник мне через голову и застегнул на шее, и я почувствовал запах кожи, а также запах пота, крови, слез и слюны несчастных, побывавших в этом ошейнике до меня. Я проникся жутким родственным чувством к этим обреченным созданиям. Теперь мы кровные родственники – страшные дети Орсона. Взяв в углу табурет, папочка уселся на него так, чтобы до него нельзя было достать.

Засунув «Глок» за пояс джинсов Уолтера, Орсон достал из кармана точильный брусок и начал водить по нему лезвием: вжик, вжик, вжик. Наблюдая за его работой в тусклом желтоватом свете свечей, расставленных вокруг куска пленки, я остро чувствовал, как впиваются мне в запястья наручники.

Это были мои собственные наручники. Они были у меня со Дня всех святых 1987 года, когда нам с Софи, моей тогдашней подругой, преподнес их в шутку один знакомый. Сначала подарок нас несколько смутил, но уже следующей ночью я приковал Софи к спинке кровати. Впоследствии я сковывал этими наручниками и других женщин и позволял им сковывать меня. Я сковал ими Орсона. И вот теперь он сковал меня. Долбаная прочная сталь!

Я уселся лицом к Орсону. Переполненный отчаянием, я незаметно попытался разорвать наручники, и когда руки у меня начали неметь, я напрягся еще сильнее. В «Поджигателе» главный герой Сиззл – человек, сжигающий людей живьем, – разрывает цепочку между браслетами наручников, сидя в патрульной машине, после чего убивает арестовавшего его полицейского. Продолжая что есть сил разводить руки в стороны, я вспомнил посвященный этому абзац, которым я очень гордился: «Цепочка лопнула, у О’Малли хрустнула шея, Сиззл перебрался за руль и вытолкнул полицейского на мокрый асфальт». Вот так просто. Так порви же и ты.

– Ты напрасно тратишь свои драгоценные силы, – небрежно заметил Орсон, изучая зазубрину на лезвии. – Когда ты поднес зажигалку к моему глазу, я не смог порвать наручники. – Он продолжил точить нож, теперь уже глядя на меня. – Тебе оказываешь одну любезность за другой, и вот как ты за это отплачиваешь! Это же предательство.

У меня во рту пересохло; слюны не осталось совсем.

– Не представляю себе, что ты вкладываешь в понятие «любезность»…

– Все это было для тебя, – перебил меня Орсон. – Вашингтон, мама. Мы с тобой могли бы добиться поразительных результатов, брат. Я смог бы освободить тебя. Как я освободил Лютера. Понимаешь, я тоже показал ему его отражение в зеркале. Помог ему увидеть демона. И он не плюнул мне в лицо. – Он начал тыкать себя ножом в щеки, соскребая кожу, словно ему доставляла удовольствие полная потеря чувствительности кожных покровов; в нескольких местах из ранок выступили капельки крови. – Ты заявился ко мне домой, – продолжал Орсон. – Когда я спал. Ты меня истязал. – Он пристально посмотрел мне в глаза. – Ты меня напугал, Энди. А этого не должно было случиться.

– Клянусь…

– Знаю – ты никогда больше не пойдешь против меня. Энди, когда человек знает, что его смерть неминуема, он пообещает все что угодно. Как-то раз я потрошил одного типа, и он сказал мне, что над ним издевалась родная бабушка. Просто выложил это в промежутке между криками, словно это могло что-либо изменить. – Орсон печально рассмеялся. – Ты будешь разговаривать со мной, когда я вскрою тебе грудь? Нет, уверен, ты будешь только вопить.