Пустой амулет

Ну и ну! Гиппократ наносит новый удар. Меня удивляло твое долгое молчание, но теперь понимаю. Гепатит Б — не очень веселое дело. Меня поразило, что ты избавилась от него в больнице: я-то всегда считал, что там человек заражается гепатитом, а не излечивается. Ты уверена, что все действительно прошло? Должен сказать, я надеюсь на это. Счет из больницы, который ты приложила, ошеломительный. Откуда у тебя взялась уверенность, что я способен его оплатить? Ясное дело, я не могу посылать тебе все больше и больше денег. Твои расходы растут как сорная трава. Понимаю, что ты ничего не можешь поделать; деньги стоят все меньше, но это означает лишь, что такие люди, как я, могут все меньше приобретать. Я не читаю нотаций, просто оплакиваю счет из больницы. Удивительно, что тебя выпустили из этого заведения без какой-либо гарантии, что он будет оплачен. Естественно, ты считаешь само собой разумеющимся, что я могу его оплатить, и даже не помышляешь, что у меня может не хватить денег. И я могу его оплатить, да, но без всякого удовольствия. Как ты вообще заразилась гепатитом? Есть у них какие-то догадки о его происхождении? Надеюсь, тебе разъяснили, как избежать его в будущем.

Ты получила кафтан? Он идеально подходит для модных раутов в Нью-Йорке или Бостоне, если таковые еще случаются. (Хотя мне говорили, что девушки снова стали интересоваться нарядами и носят не только эти пролетарские джинсы, которые они предпочитали несколько десятилетий.) В любом случае, кафтан — музейная вещь. Эту очень тяжелую шелковую парчу больше не ткут даже у Фортуни. Я купил его у марокканского друга, в семье которого он хранился с начала века. Не сомневаюсь, что в нем ты выглядишь потрясающе, и надеюсь, что ты станешь его носить. (Не в больнице, разумеется!) Жду твоего письма.

(отправлено Сьюзан Чоат)

Рад слышать, что с твоей печенью все в порядке. Но, боже милосердный, Сьюки, не удивительно, что ты подцепила гепатит. Это полное безумие — ездить на Гаити, даже в короткий отпуск. Не удивлен, что ты мне об этом не сообщила. Наверняка же знала, что я постараюсь тебя отговорить. Кажется, ты думаешь, что все в порядке, потому что тебя пригласили и тебе это ничего не стоило. Но это стоило тебе шесть недель занятий, не говоря уж о том, что мне это обошлось в целое состояние.

Ты говоришь, что на Гаити живописно, и я не сомневаюсь, что так оно и есть. Но это именно тот сорт основанной на нищете живописности, где кишат болезни. Я сам провел немало времени, наслаждаясь нищетой других людей в экзотических местах, но, как тебе известно, заплатил за это различными хворями и недугами. Дело в том, что гепатит — серьезная болезнь и к ней следует относиться серьезно, а ты, подозреваю, этого не делаешь, судя по твоим беспечным отзывам о пережитом. Помни, что твоя прабабушка Грэй заразилась им во время путешествия в Мексику и умерла от этого, причем очень быстро. Так что, бога ради, сиди на месте, у себя в Маунт-Холиоке, и не добавляй мне бессонных ночей, отправляясь туда, где, как ты сама знаешь, тебе грозит опасность.

Отрадно слышать, что ты не пьешь. Но, видишь ли, переход на каннабис может быть столь же опасен для печени. (Табак и кофе — тоже!) Наверняка врачи все это тебе сообщили, но это не означает, что ты их слушала. И от того, что ты переболела, ты не приобрела иммунитет; напротив, стала уязвимее для нового приступа.

Прости, если я впадаю в педантизм, но ты пишешь, что «настаивала» менеджера книжной лавки продлить кредит. Невозможно «настаивать» кого-то. Если ты хочешь употребить глагол «настаивать», добавляй предлог «на». Или же говори «убеждать». Конец лекции и до скорого.

(отправлено Памеле Лёффлер)

Нет смысла справляться о здешних новостях. Новости обычно не рождаются в этой части света, а если здесь все же происходит то, что становится новостями в остальном мире, мы узнаём об этом из зарубежных радиопередач. А передачи эти, разумеется, полны разговоров о терроризме. Для большинства европейцев и американцев слово «террорист» безоговорочно предосудительно, в то время как для местных оно означает патриота. Так что действия, которые один находит преступными и презренными, для другого — героические. Могут ли такие люди вести хоть какой-то диалог?