Читаем Пустой амулет полностью

Так что, когда найдешь время, пришли мне несколько фотографий — своих и дома. Полагаю, это должны быть полароидные снимки, поскольку из твоего письма я заключил, что у тебя не самый простой доступ к тому, что называют прелестями цивилизации. Насколько я понял, большую часть припасов тебе доставляют по морю из Гонолулу. Это вполне похоже на здешнюю ситуацию. «Ждем новой поставки. Может, месяца через три-четыре». И это еще честные бакалы; остальные говорят: «На следующей неделе, иншалла», — зная, что это неправда. Вы можете получить, а можете не получить никогда свою кастрюльку, или порошковое молоко, или мастерок, или швабру, или грюйер, или шпатель. Скорее всего, никогда не получите, поскольку ввоз этих вещей в страну нынче запрещен. Tant pis et à bientôt.[18]

(отправлено Памеле Лёффлер)

Благодарю за годичной давности фотографию строящегося дома. Даже без последних штрихов понятно, какой он, должно быть, сейчас симпатичный. В самом деле величественный, такой роскошный. У тебя наверняка есть комнаты для десятка гостей, на случай если ты почувствуешь, что готова поддаться меланхолии. Но я не вижу никаких следов ни тебя самой, ни кого-либо другого. Исключительно дивная растительность.

Отчего ты решила, что я способен истолковать твой сон? Прежде всего, я не верю, что X может объяснить Y, что приснилось Y. Откуда мне знать, что означает для тебя бег вдоль пирса и какова твоя обычная реакция на водоросли? Я и собственные сны не понимаю, не то что чужие. Заметил, что у людей есть склонность запоминать сны, в которых присутствует действие, и часто задумываюсь, не добавляют ли они действие в пересказе, поскольку в своих снах я вообще не могу уловить внятного сюжета. Скорее они походят на череду несвязанных застывших снимков, а не на фильм. Но рассказчики снов неизменно продолжают: «А потом… А потом…» Хотелось бы знать, действительно ли так происходит с ними, или им только кажется, что так должно быть.

И к тому же — зачем истолковывать сон? Если это предупреждение от твоего бессознательного, ты все равно получишь это послание. Скажи мне, можешь ли ты заставить сон повториться? Я не могу. В любом случае, приятных сновидений.

(отправлено Памеле Лёффлер)

Снова допытываешься о снах? Почему ты говоришь, что я «лучше всех» должен знать о них? Я не воспринимаю их так, как ты. Для меня они просто психический барометр, полезный лишь самому сновидцу, как градусник полезен только человеку, у которого поднялась температура. Вряд ли стоит наделять особой важностью одни образы в ущерб другим (вне зависимости, насколько важными они кажутся в процессе сна), поскольку сами образы — лишь посланцы других, несформулированных образов. Ты ожидаешь, что кто-то объяснит тебе «значение» масс красных водорослей, плавающих на воде? Водоросли — это водоросли. Ты также утверждаешь, что совершенно ничего не испытала, глядя на них. Отчего же, бога ради, тебя интересует их «значение»? Если это ничего не значит в твоем сне, что же это может означать в ретроспекции?

Ты спрашиваешь, существует ли у местных мусульман система толкования снов. Конечно, она есть, как есть у них (теоретически) система для всего, но это лишь оправданная свыше религиозная символика. Не вижу в ней ни малейшего сходства с фрейдистской теорией (да и откуда ей взяться?). Все это могло произойти из книжонки под названием «Сонник Али-Бабы». Но они верят в это, как индусы верят в идиотский зодиак с двенадцатью знаками. (И не только индусы, увы.)

Дорогая Памела, ценность письма не может измеряться его объемом. Если у тебя нет времени написать то, что ты называешь «настоящим» письмом, черкни пару строк. Я совершенно не ожидаю, что кто-то начнет сочинять высокопарные эпистолы, как я сам порой это делаю. Я пишу письма, потому что меня это развлекает. И даже не очень важно, нравится ли адресату читать то, что я написал; я свое удовольствие получил.

Так что не вздумай не писать потому лишь, что выйдет всего несколько строк. Можешь прислать такую записку: «Знойный день, и у меня депрессия. Я ела ветчину и фруктовый салат на обед», — и я буду в восторге. Но если не пошлешь мне вообще ничего, ты оставишь место воображению, которое всегда наготове со своими тревогами. Хотелось бы мне узнать, что ты думаешь об этом доме, а также о людях, которые у тебя гостят. Тебе ведь не понадобится много времени, чтобы рассказать мне это, верно?

тправлено Памеле Лёффлер)

Перейти на страницу:

Все книги серии Creme de la Creme

Темная весна
Темная весна

«Уника Цюрн пишет так, что каждое предложение имеет одинаковый вес. Это литература, построенная без драматургии кульминаций. Это зеркальная драматургия, драматургия замкнутого круга».Эльфрида ЕлинекЭтой тонкой книжке место на прикроватном столике у тех, кого волнует ночь за гранью рассудка, но кто достаточно силен, чтобы всегда возвращаться из путешествия на ее край. Впрочем, нелишне помнить, что Уника Цюрн покончила с собой в возрасте 55 лет, когда невозвращения случаются гораздо реже, чем в пору отважного легкомыслия. Но людям с такими именами общий закон не писан. Такое впечатление, что эта уроженка Берлина умудрилась не заметить войны, работая с конца 1930-х на студии «УФА», выходя замуж, бросая мужа с двумя маленькими детьми и зарабатывая журналистикой. Первое значительное событие в ее жизни — встреча с сюрреалистом Хансом Беллмером в 1953-м году, последнее — случившийся вскоре первый опыт с мескалином под руководством другого сюрреалиста, Анри Мишо. В течение приблизительно десяти лет Уника — муза и модель Беллмера, соавтор его «автоматических» стихов, небезуспешно пробующая себя в литературе. Ее 60-е — это тяжкое похмелье, которое накроет «торчащий» молодняк лишь в следующем десятилетии. В 1970 году очередной приступ бросил Унику из окна ее парижской квартиры. В своих ровных фиксациях бреда от третьего лица она тоскует по поэзии и горюет о бедности языка без особого мелодраматизма. Ей, наряду с Ван Гогом и Арто, посвятил Фассбиндер экранизацию набоковского «Отчаяния». Обреченные — они сбиваются в стаи.Павел Соболев

Уника Цюрн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги