Пустите меня в Рим

И боги были милостивы к нам. Все получилось, и небо Рима взорвалось нашим собственным фейерверком, и ночь, как в сказке, как в эротическом сне, была жаркой и долгой, а под утро мы пошли гулять, потому что заснуть все равно не могли, и я, пьяная от секса и выпитого за ночь вина, полезла в фонтан, а он меня спасал, и в результате мы оба свалились в воду. Прибежали двое полицейских, но мы уже сидели на бортике и целовались, и они поругали нас и погнали в отель, но не сердито, а смеясь, покачивая головой и понимающе глядя на нас.

Мы вернулись в отель, в мой маленький номер, где над кроватью висела акварель с Афродитой, выходящей из пены морской, и мокрая одежда полетела на пол, и было совершенно не важно, что мы пахли водой из фонтана и городом. Его кожа оказалась гладкой и горячей, и на вкус он был хорош – так хорош, что у меня слезы наворачивались на глаза, и я старалась не думать о том, что каникулы не бывают долгими.

Дим, наверное, об этом не думал, потому что я видела, что он спокоен и счастлив. И теперь, начиная с этой ночи, Рим стал наш общий, и, что бы там дальше ни было, этого уже нельзя ни отнять, ни забыть.

Времени теперь у нас было мало – кроме экскурсий, нужно выкраивать минутки на поцелуи, ночи – на занятия любовью, и хоть немного времени на то, чтобы поговорить.

Нас несло какой-то теплой и пряной волной, и мы просто двигались по течению, глядя вокруг восхищенными глазами. Вот улицы, вот автобус, и водитель Луиджи машет нам рукой на прощание. Уже поздно, и огромный аэропорт имени Леонардо да Винчи кажется призрачным, безлюдным. Мы идем через дьюти-фри, не замечая товаров и быстро снующих вокруг спиртного и парфюма соотечественников. Оказалось, что аэропорт так велик, что до посадочного терминала нужно ехать на шаттле – что-то вроде маленькой электрички с двумя вагонами, которая двигалась над землей. Вот и взлет. Мы держимся за руки и смотрим вниз – Дим сидит у окна, а я буквально распласталась у него на коленях. Я никогда прежде не видела ничего подобного. Внизу темнел черный бархат теплой южной ночи. Его пересекали муаровые ленты рек, и на этом богатом фоне переливалось свечение огней. Это было похоже... на драгоценности. Вот диадема из золота и желтых бриллиантов, она изогнулась, и некоторые из вершин ее шпилей переливаются красным, рубиновым светом. Вот небрежно брошенное щедрой рукой ожерелье, а та окружность поменьше – браслет. Или просто жемчуга и сверкающие камни россыпью. Мы смотрели в иллюминатор, друг на друга и улыбались как дураки, согретые теплым золотым светом, который мерцал там, внизу, и все не отпускал нас, длил счастье и чувство безопасности, беззаботности. Дядечка, сидевший третьим в ряду, пристроил под голову надувную подушку и велел нам не будить его, когда принесут еду. Мы покивали и все посматривали вниз, а потом целовались, и Дим никак не хотел отпускать мою руку, поглаживая ладонь и вызывая этим предательскую щекотку желания внизу живота.

Все кончилось в московском аэропорту. Дим словно только-только осознал, что вернулся домой, и стоял, растерянно оглядываясь по сторонам и будто первый раз видя гудящий зал Шереметьева. А мне нужно было в Домодедово, потому что мой дом еще ждал, ждал моего возвращения и слез восторга, разочарования. А пока мы оба пахли Римом, и я счастливо улыбалась. Он поехал провожать меня в Домодедово, заставил записать его адрес и телефон и записал мой.

Вот и все. Римские каникулы кончились, принцесса вернулась домой.

Есть ли жизнь после Рима?

Мне потребовалась неделя, чтобы понять, что нет. Я ревела всю дорогу в самолете, и мама встретила меня испуганным вопросом, не заболела ли я. Наверное, я заболела. Я лежала в моей любимой, заваленной игрушками, книгами и милыми пустячками комнате, обнимала толстого медведя – мамин подарок на мои десять лет – и плакала. Мама приносила мне чай, кормила вкусностями, вздыхала, качала головой и с надеждой бормотала что-то про акклиматизацию и культурный шок. На второй день она спросила, не нужно ли вызвать врача. Тогда мне стало стыдно. Что это я, в самом деле? Маму пугаю, а ведь это благодаря ее подарку со мной случился Рим. Я выбралась из кровати, умылась и положила на лицо холодный компресс с петрушкой. Потом распаковала чемодан и достала сувениры, купленные еще в Римини. Маме понравились и духи, и сумка.

– А себе ты что купила? – спросила она, заглядывая в быстро пустеющий чемодан.

– Себе туфли, ты видела, я в них приехала, и вот. – Я выпятила грудь.

Мама осторожно потрогала кулон и сказала, что красивый, а я задержала дыхание и завела глаза к потолку, чтобы не разреветься.