Не будет со мной сражаться?
О чем это она? Полный –
– …
Нет, погодите-ка. Вообще-то Отонаси действительно ничего мне не сделала с тех самых пор, как я вернулся в школу, вооруженный «Тенью греха и возмездием».
Эй, только не говорите мне, что?..
Мне вдруг пришла в голову некая возможность.
Я всегда думал, что она не нападала на меня либо потому, что ее обманывал Кадзу, либо потому, что она ему подыгрывала, хотя видела его ложь. В обоих случаях, в общем, бездействовала она из-за Кадзу.
Но если она-на-экране сказала правду – значит ли это, что она сама толком не знает, что делать с моей «шкатулкой»?
Следующие ее слова нельзя назвать неприятными. Но все равно лицо ее исказилось, и она произнесла с горечью:
Понятно – у Отонаси была причина делать такое лицо.
Ведь это заявление означает, что и я, и она – мы с ней оба обречены.
– …Так жаль Кадзуки-куна.
Голос отвлекает мое внимание от экрана и возвращает в реальность.
Недовольно хмурясь, Юри Янаги шепчет, не отводя взгляда от фильма.
Ей жалко Кадзу? С чего такая реакция? Можно подумать, что она увидела, как Отонаси ему изменяет.
…Думаю, ее можно понять. Разумеется, Отонаси вовсе не была ему неверна; однако Янаги, видимо, считает отношения Отонаси и Кадзу чем-то священным. Поэтому партнерство Отонаси со мной в «Комнате отмены» и те дни, когда я был единственным, кому она могла довериться, для Янаги выглядят предательством.
…Впрочем, не мне об этом рассуждать.
Я тоже считал, что история «Комнаты отмены» – только об образовании связи между Отонаси и Кадзу. Я всегда думал, что никакого другого смысла там нет.
Но я ошибался. Если подумать – это вполне естественно. Отонаси провела целую человеческую жизнь не с одним только Кадзу. Да, он был единственным, кто сумел сохранить воспоминания и остаться с ней рядом, но вообще-то она постоянно была в контакте со всем нашим классом.
Разумеется, и со мной в том числе. Поскольку я не сохранял воспоминания, я, естественно, не мог звать ее Марией, раз она представлялась как «Ая Отонаси», и потому не мог стать ее полноценным партнером. Но, хоть я ее и забыл, Отонаси все равно провела в компании со мной довольно много времени.
В мире повторов существовала и история о нас с Отонаси.
Размышляя над ее словами, я шепчу:
– Обречены, э…
Мне, сверхреалисту, говорить такое не было надобности.
Если я воспользуюсь «шкатулкой», я разрушу свою жизнь.
Я знаю свои способности, и, естественно, я знаю свои пределы. Я прекрасно осознаю, что, как бы ни дергался, что бы ни предпринимал – рано или поздно я неизбежно свалюсь.
Это осознание собственных пределов накладывает ограничение и на мою «шкатулку», не давая мне полностью ей овладеть.
Блин… если я все это знал, почему я сейчас нахожусь здесь, утратив всякую возможность вернуться? Почему я ради своих идеалов впутываю столько посторонних людей и гроблю их жизни? Хуже всего то, что я совершил убийство. Я прошел ту точку, после которой уже не могу сказать: «Все, выхожу из игры».
Почему я воспользовался «шкатулкой»?
Когда я стал тем, кто я есть сейчас?
…У тебя есть желание?
Да. Я вспомнил.
Когда я встретился с «О» и узнал про «шкатулки» – уже тогда для меня было поздно.
Когда я узнал о них, я просто должен был воспользоваться одной. Даже несмотря на то, что я знал, что моему «желанию» не суждено сбыться, – все равно должен был. Если оставался хоть один шанс исполнить мое «желание», которое я не сумел исполнить своими силами, я должен был попытаться поймать этот шанс. Я готов был заплатить любую цену, ухватиться за любую соломинку.
Мои действия были предопределены, мой крах предрешен.
…Хватит уже. Хватит. Оставим эту тему.
Фильм еще идет.
Я снова сосредотачиваюсь на нем.
Сидя в классе в одиночестве, Отонаси-на-экране продолжает: