— Да? Считаешь, что у остальных должно быть такое же мнение?
Может, и нет, но мне все равно как-то не верится. Моги могла «удалять» людей, убивая их, как раз потому, что у нее была совесть. Вряд ли она сама, по своей воле, додумалась до такой жестокости.
— Харуаки, ты ведь три тысячи раз признавался Марии и несколько сотен раз спасал ее от аварии?..
— Ага, типа того. Но теперь уже фиг вспомню, как оно было.
— Да, но в итоге Мария только страдала от этого?
— А… Ну я ж не специально, — криво ухмыльнулся Харуаки.
— Марии стало больно, потому что даже бессмысленное, если повторить много-много раз, однажды начинает что-то да значить. Например, я думаю, что внешне вполне ничего, но если десять тысяч раз сказать мне, что я страшный, наверняка растеряюсь, перестану быть уверенным в себе. Даже если надо мной шутят.
— Ну, типа того.
— Поэтому за те три тысячи раз, что ты ей признавался, Мария точно тебя заметила — она же все-таки Мария. И когда ты потом объявил ее врагом, ей тоже было не все равно.
«Если нарвешься на Кадзуки Хосино, то нарвешься и на меня, бессмертного!»
— А теперь подумай: что, если кто-то посоветовал Моги убивать? В обычной жизни она бы и не подумала о таком, но когда «Комната» уже повлияла на нее, убийство могло показаться единственным выходом.
Харуаки кивнул.
— Ну да, переживать такое тяжко… Ну… почему бы и нет? Раз ничё вокруг не меняется, то убеждения и поступки человека — тоже. И он типа будет повторять одно и то же. Скажет один раз — скажет и тысячу.
— Верно. Но это еще не проблема — ведь это то же, что и несчастный случай, да? Однако… — я наконец перестал разглядывать пасмурное небо, — что, если бы кто-то намеренно словами или поступками загнал Моги в угол? — и перевел взгляд на Харуаки.
Я все смотрел на него, но ему, кажется, было все равно.
— А? А чё, так можно? — Харуаки ничуть не изменился в лице.
— Вполне. Например, такое могли бы провернуть мы с Марией, верно же? С Моги такое мог бы сделать тот, кто притворяется, что ничего не помнит.
Харуаки возражать не стал и промолчал.
— Я всегда думал, что тот, кто помнит, гораздо сильнее остальных. Чем больше знаешь, тем лучше, — очевидно же, да? Только все наоборот. Те, кто помнит, попадают под удар тех, кто забыл, и тех, кто притворяется, что забыл. Те, кто забыл, в безопасном тылу, а мы — на линии фронта, где нас очень легко достать.
Я тоже попадал под удар, когда моя возлюбленная говорила «давай завтра»… Хотя именно она в тылу не была.
— Может, кто-то бил по Моги с тыла? Он понимал, что она будет страдать, что не будет знать, как выпутаться, и тогда он подтолкнет ее к нужному решению — к убийству. И если так…
— Если так, то он типа управлял Касуми и значит ее соучастник, — мгновенно закончил за меня Харуаки.
Он не стал отрицать мои слова.
— Но и не факт, что он остановился только на Моги.
— Это как?..
— Ведь не только Моги была на передовой — еще и мы с Марией. В зависимости от того, чего он пытался добиться, он мог пытаться влиять и на нас. Или нет… Наверное, он и правда влиял на нас.
«Попробуешь меня грохнуть?» — вспомнил я чьи-то слова.
Кажется, я слышал их не раз и не два — они крепко засели в голове, точно какое-то проклятие.
Но и это не все. Еще тот человек пугал меня трупами.
Он признавался Марии, а потом жертвовал собой ради нее, хоть и называл ее врагом.
Вот что я вспомнил. Может, были и другие мелкие ловушки, которых я попросту не заметил.
Он постоянно бил по нам с тыла, при этом ничем не рискуя, а если результат его не устраивал, наносил удары снова и снова.
— Допустим, этот человек в какой-то мере даже управлял нами. Но если так, — я сглотнул, — то все, что происходит прямо сейчас, — его рук дело.
Харуаки не ответил. Из-за зонта я не видел его лица.
Молчание затягивалось. Стук капель уже казался каким-то ненормальным. И вдруг я услышал тихий звук. Я задумался, прислушался и понял, что это едва сдерживаемый смех.
Харуаки чуть повернул зонт, и я наконец увидел его: он смотрел на меня и смеялся.
— О, Хосии… ты чё, прикалываешься? Или это не прикол, а какая-то безумная теория? Да это ж нереально! В самом деле думаешь, что людьми управлять — как не фиг делать? Не, это, конечно, интересно, но, Хосии, ты так серьезно обо всем этом говоришь, — может, я зря поржал? Ох, но это и правда прикольно.
— Вот как. Наверное, стоит сказать конкретнее.
— Конкретнее?.. Ваще не знаю, что такому надо. Но даже если у него и есть цель, он точняк найдет путь попроще, — совершенно искренне сказал Харуаки.
— Да я вот тоже не знаю. Поэтому, думаю, стоит спросить у тебя.
— У меня?..
Скажу это, и пути назад не будет.
— Харуаки…
Но я уже давно решил, что не сдамся.
— …зачем ты загнал нас сюда?
Ответа не последовало.
Харуаки снова скрылся за зонтом.
Он так и не проронил ни слова. Наверное, просто не хотел говорить.
— Я уже не очень хорошо помню, но мы подружились давно, еще когда я только-только поступил в эту школу, а уж потом ты познакомил меня с Коконэ и старостой. Без тебя моя школьная жизнь, наверное, была бы совсем скучной. Я обязан тебе всем, — заговорил я. — Да, мы дружим даже меньше года, но…