Пустая

– Он притворяется, – сказала я ей, и мой голос дрогнул. – Притворяется. Вы… – Я подошла на шаг ближе, наклонилась над Вайсом, который даже на меня не взглянул. – Говорите. Говорите. Что вы сделали? Я имею право знать. Я… – Бросив взгляд в зеркало за его спиной, я поняла, что пластинка Сороки прекратила действие, и сняла очки. – Что вы сделали, Вайс? Что вы сделали?

Пойманный в ловушку моих рук, он смотрел на меня, дрожа, как испуганный ребенок, но я уже не могла остановиться.

– Скажите мне! Я все равно узнаю! Все равно…

– Лекки, уймись, Гневный тебя побери! Нас сейчас вышвырнут отсюда.

– Что здесь происходит? – Женщина, впустившая нас, стояла на пороге. Как и ее хозяин, она дрожала – но не от страха, а от ярости. Встретившись со мной взглядом, она вспыхнула:

– Пустая! Как… В этом доме… Ну-ка, быстро, пошли вон отсюда! Обе! – Ее сдержанности как не бывало.

– Я никуда не уйду.

– Что? – воскликнули хором экономка и Прют.

– Я сказала, что никуда не уйду. Этот ваш хозяин сделал меня пустой. Я хочу знать почему! И я не уйду, пока он не ответит. Слышите? Можете бить меня или даже убить – мне плевать. Я шагу не сделаю.

Все это время Джонован Вайс слушал нас с выражением детского любопытства на лице – и именно это выражение, а не слова экономки, заставило меня отступить.

– Даже если это так, – сказала экономка, настороженно глядя на меня – прикидывая, насколько я опасна, – хозяин уже много лет скорбен умом. Если вы не знали об этом, когда шли сюда, теперь сами видите. Я работаю тут четыре года и с первого дня не слышала от него ничего сложнее пары слов, да и тех без склада. Я понадеялась, вы хозяину поможете… что он, может, разговорится… Посетителей-то у бедняги совсем не бывает. А вы налгали – так что я имею все основания вызвать блюстителей.

– Мы сейчас сами уйдем, – сказала Прют и вцепилась в мой локоть так, что стало больно. – Идем. – Но я заметила, что, отвлекая внимание экономки, Прют сгребла с тумбочки у кресла старика горсть пыли и сунула руку в карман.

– Я еще выясню, кто ты такая, – прошипела женщина нам вслед, и я не сразу поняла, что она угрожает не мне, а Прют. – И если ты и вправду студентка, тебе не поздоровится! Прикрываться университетом, чтобы угрожать больному старику! Это отвратительно.

– Не пытайтесь ей навредить, – сказала я, бросая последний жадный взгляд на Джонована Вайса, в чьей бесполезной голове оказались слишком надежно спрятаны мои тайны. – Или пожалеете. Можете мне поверить. Хотите узнать, что на самом деле умеют пустые?

– Лекки! – рявкнула Прют. – Быстро прекрати, уходим отсюда.

Сороки снаружи не было, и мы быстро пошли вниз по улице.

– Надо же было так все запороть. – Прют удрученно покачала головой. – Все насмарку. Еще и эта ведьма…

– Она тебя не тронет. Видела ее подол? Она суеверна, а суеверные люди боятся пустых. Я почти уверена, что она позлится-позлится и решит о нас забыть.

– Хорошо, если так. Но рисковать ради «ничего»…

– Какое же это ничего? – Сорока, как всегда, появился будто из ниоткуда. – Мы многое выяснили.

– Обязательно так подкрадываться? – возмутилась Прют, но при этом явно обрадовалась его появлению.

– Прошу простить, госпожа моя. Я хотел дождаться вас, но подумал, что есть варианты интереснее. Пока та мымра следила, как бы кто из вас не украл серебряные ложки, я наткнулся на милое открытое окошко…

Само собой.

– Тебе удалось что-то найти?

Сорока широко улыбнулся и продемонстрировал туго набитые карманы.

– Никаких ложек, но кое-что да.

– Сорока! – Румянец с щек Прют схлынул как по команде. – Ты что, издеваешься? Зачем я вообще с вами связалась, гнев… Теперь у нас точно будут проблемы.

– Ничего вам не будет, – отмахнулся он. – Я пошарил в пыльных шкафах – туда лет сто никто не заглядывал, и, думаю, пройдет еще лет сто до того, как соберется заглянуть. Этот дом просто набит дорогим барахлом, которое никому не нужно. Не удивлюсь, если и та мымра подворовывает. Но барахло барахлом… Я нашел кое-что поинтереснее. Глядите.

Он достал из кармана кожаный мешочек и вытряхнул себе на ладонь пару синих стеклышек, скрученную из прутьев куколку и несколько мелких костей. Я осмотрела их и мешочек. Следы чернил почти стерлись, но очертания символов, знакомых мне по дому на пике Кошки, остались.

– Что скажешь?

Я достала синее стекло.

– Надмагия. Но… откуда у него все это? Подобные вещи в Бирентии под запретом, а ведь он… Ничего не понимаю.

– Он мог хранить это как трофей, – предположила Прют, склонившись над находкой Сороки. Как обычно, любопытство в ней победило страх. – Если он участвовал в зачистках надмагов, то…

– Или все куда интереснее. – Сорока любовно погладил узоры на мешочке кончиком пальца. – И господин Джонован Вайс был не просто заказчиком… Он сам баловался надмагией. Пока был в своем уме, само собой.

– Ничего не понимаю. Если он был надмагом, как он мог воевать против них в бирентийской армии? А если это трофей… его все равно было бы слишком опасно хранить. Разве нет?

– Ну, гнев его знает, – пожал плечами Сорока, – по мне, так лежать бы всему этому хламу в пылище годами, если бы не я.