Пусть ты умрешь

Все так сюрреалистично. Будто сон. Кошмарный сон. Через несколько минут, если она ничего не предпримет, ее муж женится на другой женщине. Ее муж, стоящий там с шафером, которого она никогда не встречала. Ее муж, собирающийся жениться в церкви, заполненной совершенно не знакомыми ей людьми.

Гнев, предвестник надвигающейся бури, уже закипал в ней.

— Так что, мама? — прошептал мальчик. — Они собираются пожениться?

— Может быть, — прошептала она в ответ.

А может, и нет. Я могу остановить это.

— Только может быть? Почему же они там, если не собираются пожениться, а, мама?

Викарий, стоявший перед женихом и невестой и потому не попадавший в поле ее зрения, произнес:

— Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любовь Бога Отца, и общего Святого Духа да пребудут со всеми вами. Аминь.

Звали его, согласно программе, отец Мартин.

— Аминь, — последовал тихий ответ прихожан.

У нее помутилось в глазах. Все смешалось. Рой выглядел таким уверенным, таким красивым, таким сильным. Десять лет назад он был другим человеком. Десять лет, на протяжении которых она думала о нем каждый день. Много раз на дню. Думала с таким сожалением. С головой погружаясь сначала в сайентологию, затем в другую секту, уже в Германии, где состояла в отношениях с ее основателем Хансом-Юргеном, оказавшимся помешанным на контроле фриком, запускавшим руки под каждую юбку.

У Роя были свои недостатки, но все те восемь лет, что они прожили вместе, он никогда не изменял ей. Она точно это знала — по той глубокой любви, что он выказывал. За все те годы он даже не взглянул на другую женщину. Рой много раз говорил ей, что любит ее до умопомрачения, что она — его половинка, что их свела некая высшая, непостижимо могучая сила. И она всякий раз с ним соглашалась. В те далекие дни она искренне верила — они вместе навсегда.

Пока не…

Она поежилась.

— Бог и есть любовь, и те, кто живут в любви, живут в Боге, и Бог живет в них, — нараспев произнес отец Мартин.

Еще несколько минут — и он уйдет навсегда. Женится на другой женщине.

По щеке скатилась слеза.

— Почему ты такая грустная, мама?

Почти все собравшиеся в церкви читали вслух слова, напечатанные на обратной стороне программки. Сэнди сжала руку сына и подняла листок. С другой стороны было напечатано: Рой, Клио, а между именами стояла дата с изящным рисунком церковных колокольчиков.

Ей стало трудно дышать. Слезы уже ручьем бежали по щекам. Это должно остановить. Должно. Эту ложь. Этот обман. Вот-вот случится бигамия. Она должна остановить это. Просто обязана, разве нет?

И она так сильно, так отчаянно хотела его вернуть.

— Бог чуда и радости: от тебя исходит благодать, и ты единственный есть источник жизни и любви. Без тебя мы не могли бы угождать тебе; без твоей любви все наши поступки ничтожны. Ниспошли же Святой Дух и наполни наши сердца этим восхитительным даром любви, дабы смогли мы помолиться тебе с благодарностью и всегда служить тебе с усердием и старательностью через Господа нашего Иисуса Христа. Аминь.

Благодать. Это слово звучало снова и снова, отзываясь именем ее мужа. [8]Оно обжигало сердце. Мужчина, которого она когда-то любила так сильно и не перестала любить, стоял рядом с другой. Невестой. Этим вечером они займутся любовью. И завтра опять, можно даже не сомневаться. Будут делать все то, что делали когда-то они. Она знала все, каким он может быть, помнила прикосновения его языка — на коже, губах и в глубине ее самых потайных расселин. Она помнила движения его рук, те места, к которым ему так нравилось прикасаться пальцами. Все это будет всего через несколько часов. С этой куклой Барби.

Но в ее власти остановить это.

Она и пришла-то сюда, чтобы остановить это.

Не сделав ничего, она станет соучастницей преступного деяния, даже несмотря на то, что официально объявлена мертвой. Но разве ей не должны были сообщить, что она объявлена мертвой?

На секунду она задумалась. Какая абсурдная мысль.

Орган заиграл «Иерусалим». Пришедшие в церковь запели — громко, с желанием; все знали и любили этот гимн. Их голоса поднимались к своду и отражались от стен.

— На этот горный склон крутой ступала ль ангела нога? И знал ли агнец наш святой зеленой Англии луга?

Тот же чертов гимн, который они пели на их собственной свадьбе. Любимый гимн Роя, конечно же, потому что исполнялся перед матчами английской сборной по регби. Она и сейчас прекрасно помнила, как стояла слева от Роя в патчемской церкви Всех Святых в самый счастливый день своей жизни. Стояла, собираясь выйти замуж за мужчину, которого любила и с которым — даже не вопрос! — намеревалась жить до конца своих дней. Так ли счастлива сейчас эта женщина-кукла, как была счастлива она в день их свадьбы?

Сэнди надеялась, что нет. Она взглянула на церковный свод над ними в надежде, что какой-нибудь кусок каменной кладки отвалится и раздавит эту самодовольную стерву.

Она сморгнула слезы, но соль осталась и резала глаза. Сын потянул ее за руку. Порывшись в сумочке, она нашла салфетку и, немного приподняв вуаль, промокнула глаза.

— Мама?