Пусть поднимется ветер (ЛП)

Или детство.

Или милые, крошечные ручки.

Я знаю, как глупо это звучит… очевидно, он не родился злым диктатором. Но странно видеть доказательство этому.

Когда-то давно он был просто ребенком с пухлыми пальчиками, запускающим бумажных змеев, обнимающим плюшевых птичек и живущим с семьей.

— Что случилось с его родителями? — спрашиваю я. — У него есть братья или сестры?

— Понятия не имею.

— Разве мы не должны знать?

Мы все были так сосредоточены на том, чтобы остановить его, что даже не потрудились узнать о нем.

Интересно, было ли это ошибкой?

Не поэтому ли существует поговорка «знай своего врага»?

Мне жаль, что мы не откроем каждый сундук и не попытаемся собрать воедино историю его жизни. Так как мы не делаем это, я сую глиняный отпечаток руки в карман пальто… и пока я здесь, я хватаю старый флюгер в виде утки из другого сундука. Надеюсь, Утка-вертушка была его любимой.

Солана не заметила моего воровства, когда она закрывает люк, через который мы пришли, и отползает к стене, где нити света обрисовывают тяжелую дверь.

— Ты представляешь, куда она ведет? — спрашиваю я.

Она прижимает ухо к двери:

— Не очень. Там кажется тихо. И это должна быть одна из старых прихожих. Я сомневаюсь, что она приведет нас к турбине… но надо надеяться, что мы найдем вентиляционное отверстие. Если я не вернусь через пять минут, иди за мной.

Она вытаскивает ветрорез и пытается приоткрыть дверь.

— Заперто? — спрашиваю я, когда она не движется с места.

Она толкает меня в тень, а потом шепчет пароль, который уже дважды сработал.

Ничего не происходит.

— Давай надеяться, что команда Астона сработает, — говорит она.

От ее рявкающей команды меня чуть ли не тошнит, и даже через комнату я могу видеть, как ее глаза вспыхивают приливом жажды.

Мягкий щелчок вознаграждает ее усилия, и дверь, скользя, открывается. Она не колеблется перед тем, как выскочить наружу, оставляя меня ожидать и считать.

Я едва дохожу до сорока семи секунд, когда слышу ворчание и глухой стук.

Я направляюсь к двери и врезаюсь в Солану, которая тянет что-то в комнату. Мне требуется немного времени, чтобы понять, что это тело.

Буреносец с намотанным на лицо желтым порывом.

Я не могу сказать, в сознании ли он, но он не сопротивляется.

— Он был один, — шепчет Солана, когда закрывает дверь снова, таким образом, никто не может услышать наш разговор. — Я не могу сказать, он охранник или просто проходил мимо. Так или иначе, это хорошие новости.

— Каким образом?

— Потому что мы можем взять его форму. Она даже выглядит так, будто твоего размера. Я бы хотела, чтобы у него был анемометр, но они должны носить их только тогда, когда идут в бой. По крайней мере, у него есть ветрорез.

Она приступает к работе, раздевая его, но я не могу перестать смотреть на его лицо.

Он выглядит примерно моего возраста, может чуть старше.

— Помоги мне поднять его ноги, — шепчет Солана.

Я подчиняюсь… и потом сожалею об этом, когда она стягивает его брюки и обнаруживает, что парень ходит без трусов.

Солана смеется, когда меня передергивает:

— А чего ты ожидал?

— Э… как насчет боксеров? Даже белые трусишки были бы лучше, чем ничего.

Солана смотрит на меня, будто я говорю на другом языке, и это поднимает суперстранный вопрос.

— Сильфиды носят нижнее белье, верно?

— А зачем? Чем меньше у нас одежду между кожей и воздухом, тем лучше.

У меня нет абсолютно никаких идей, как ответить на это… и мне приходится упорно работать, чтобы не думать о том, чего ясно нет под крошечным платьем Соланы.

С другой стороны это действительно проливает новый, довольно интересный свет на все мои воспоминания об Одри…

Солана убивает фантазии, бросая штаны мне в голову:

— Переодевайся.

— Эй, это барахло касалось их.

— Ну, очевидно, твоих не будет. — Она поднимает одну бровь, и у меня пылает лицо.

Особенно, когда она добавляет:

— И ты должен учитывать, все может быть по-другому. Но так или иначе, ты в настоящее время одет как солдат из Сил Бури. И они знают, что мы здесь.

Я очень, очень, очень, очень, очень ненавижу ее за то, что она права.

Я также ненавижу, как ужасно у меня горят щеки.

И определенно не буду вольной птичкой в этих вещах.

— А что насчет тебя? — спрашиваю я, когда ныряю за какие-то сундуки и борюсь со своим пальто.

— Я переоденусь, если мы найдем другого Буреносца… или обнаружим шкаф с одеждой. Но теперь, когда ты в униформе, у нас все будет хорошо. Если мы увидим кого-нибудь, то притворимся, что я — твоя заключенная.

— Для этого потребуется много актерского мастерства.

— Будем надеяться, что не придется. Как ты там? Нужна помощь?

— Даже не думай об этом. Ты просто волнуешься о голом мальчике… и возможно хочешь прикрыть его платочками Райдена.

Я появляюсь минуту спустя, в зудящей ткани и жалея, что мои новые штаны настолько более обтягивающие, чем мои другие, я едва могу запихнуть вещи из моих карманов.:

— Мы должны связать его, чтобы он не вышел отсюда, как только проснется?

— Это не будет проблемой.

Возможно, то, что она говорит противоестественно спокойно, заставляет меня бросить взгляд на Буреносца и понять, что проект, заставляющий его замолчать, перекрывает его рот и нос.